Клип вот сняли. Молодцы какие.
Клип вот сняли. Молодцы какие.
На беду вспомнила. Полночи вертелась как вша на гребешке, пытаясь вспомнить одного мальчика, с которым мы катались по дороге на гору Морозная, а потом где-нибудь останавливались и пили вина заморские. Даже не помню, целовалась ли с ним. Помню одно – он держал меня за руку, и вообще все время мусолил мои руки в своих ручищах, а я всё думала: «Господи! Только ногти не трогай! Я их утром грызла!»
Да, к утру я поняла, что его зовут Антон. Фамилию так и не вспомнила.
***
Когда в сидячем вагоне поутру включили свет, и я открыла глаза, вокруг не оказалось людей. Был целый вагон людей, и здрасьте - нету. К утру – никого окрест, только скрючившиеся тельца нескольких спящих. Последний человек в шапке и шубе показал хвост в проеме тамбура. Запахло табачным дымом, в горле запершило. «Ура! Поезд-призрак!»- подумала я.
Но тут в окне завиднелись покосившиеся избы и плетущиеся на работу усталые люди.
читать дальше
Чувствую себя разбитым корытом. Красные простуженные глаза, больномозгая голова, прыщ под носом. После этого я вам все еще нравлюсь? Это любовь.
Я пропустила всё. Утром, кряхтя, как мать-настоятельница разрушенного монастыря, я отправилась в туалет. Выяснилось, что из трубы течет вода. Не по, а из. Я в панике заметалась по квартире. Потом присела, положила ручки на коленочки и решила позвонить сантехнику.
Мужик пришел быстро и оперативно поменял трубы. А напоследок сказал: "Всё будет хорошо!"
Прижав пылающий лик к дверному косяку, я сложила брови домиком: "Правда?"
"Правда", - произнес сантехник.
"Ура", - сказала я и захлопнула дверь.
Теперь хожу, мерзну и собираю сумку перед дорогой - фотоаппарат, пара книг, зубная щетка, и никакой одежды кроме той, что на мне.
Надо выздороветь душой. Пора выкашлять из себя всю дрянь.
А здесь, внутри, оранжевая рубашка натянута на узкий конец гладильной доски.
Все это выглядит так, будто голый человек-невидимка надел эту рубашку, сгорбился, ссутулился и вот-вот начнет бесшумно, комично и одновременно грациозно скакать по полу на цыпочках.
А доски нет. Есть человек-невидимка.
***
Я скучаю по гулу ночного летнего города.
Я слышу шум - я чувствую, что за многоэтажками есть море. А моря нет. Приятное заблуждение, от которого не хочешь избавляться.
И тут появляется другое ощущение.
***
Есть словосочетание "пиздатая баба". В нем есть что-то животное, сексуальное, но красивое. То, что хочешь прямо сейчас.
А есть мои воробьи. Я люблю их. Лучи света в моем промозглом тёмном царстве.
Мои чудесные воробьи, видите, я совсем не черствая, можно поклевать. Только клюйте нежно, аккуратно. Я знаю, что говорю это зря, вы не можете не нежно.
Люблю.
Если я говорю "люблю", значит я во власти кого-то? Нет. Я просто говорю то, что думаю. И я могу уйти куда угодно.
***
И ушла. Я вдруг пришла в старый хрущевский дом на улице Беринга. Поднялась на последний, четвертый, этаж. Хотела позвонить, но дверь сама открылась. Дверь эту открыла женщина по имени Лариса. Ей было пятьдесят лет, у нее были светлые рыжие крашеные волосы и очки. Она сказала:
- Чего ты хочешь?
Я сказала:
- Немного тепла.
Она сказала:
- Тепла нет, мой муж умер. А я на тепло не способна.
Я сказала:
- Может быть, вы пустите меня в квартиру. Я помню тепло вашего мужа. Он умер, но тепло осталось.
Она сказала:
- Тепло ушло вместе с ним. Не ждите.
Я сказала:
- Ладно. Всего хорошего.
***
Я очутилась в метро. На станции метро "Университет" вместо "Осторожно, двери закрываются, следующая станция - Проспект Вернадского" раздалось следующее:
Я удивилась. Все мы удивились. Я держала в руках подаренную розу, смотрела на ее сердцевину и не хотела смотреть больше никуда. Напротив сидели двое - юноша и юноша. Они закрыли глаза и надеялись, что эта песня когда-нибудь закончится.
Я не надеялась. Мне эта песня нравилась. Я улыбалась идиотской улыбкой. Пока поезд не тронулся.
Удивительно. Иногда нельзя закрыть глаза.
Ладно. Это я шучу.
Главная подкольщица утром посвятила мне слова: "Полинище, с днем тебя, мать его, рождения. Не печалься, что старость подкралась незаметно, я все равно тебя люблю".
Не знаю - то ли плакать, то ли улыбаться. Знаю одно - очень хочется выпить.
Если я выпью три бутылки вина в одно лицо, останусь ли в живых?
Божечка, дай мне сил пережить этот день.
Это как новый год, только в пять раз страшнее.
Мечтаю хотя бы на один Новый год трахаться до посинения. Однако ж, жизнь ко мне сурова – ни в одну новогоднюю ночь своей жизни я не занималась сексом.
Как только я осознавала, что никакого множественного оргазма под бой курантов не предвидится, я усаживалась за стол, накладывала себе полную тарелку еды и принималась пить все, что под руку попадется. Я мешала все напитки, какие существуют в природе. Но напиться так и не могла.
В тот год, когда Б.Н.Ельцин прилюдно попрощался с россиянами, я отмечала новый год у лучшей подруги Сашки. Мы напились, поорали на балконе «Да здравствует Армагеддон!» и двинулись на народное гулянье, аккурат в центре нашего городка.
Долго ли, коротко ли, я заблудилась в толпе. Подружка моя лучшая надела противогаз и в таком виде поехала в гости к краснощекому мальчику Леше, похожему на Андрея Губина. А я осталась совсем одна. Все как-то незаметно разбежались, а напротив меня с ключами от сашкиной квартиры очутилась такая же одинокая и заброшенная всеми коллега по гостям.
Звали ее Надя Петрова. Была она маленького роста, младше меня на год, выглядела как святая, была все еще девственницей и говорила тихим вкрадчивым голосом. Училась она в швейном училище, прекрасно шила и слушалась всех мастеров. Все называли ее Комплект. Она училась тогда с Сашкиной сестрой Юлькой и прицепилась к ней как банный лист. Вот и стали их звать-величать: Юлька с Комплектом.
Впоследствии Надя поступила в педагогический университет и живет сейчас где-то в средней полосе России.
Но вернемся в ту новогоднюю ночь, когда все мы видели Ельцина по телевизору.
Кроткое и поистине доброе лицо до сих пор маячит в моих глазах. Не Ельцина, а Нади Петровой.
«Надя, ты ли это?» - произнесла я высокомерно.
«Она самая, - скромно вздохнула Надя и стала наматывать на свое запястье собственноручно связанную варежку, - А ты почему не со всеми у Лёхи?»
Я замешкалась, стушевалась, потушилась, как рождественская картошка и произнесла:
«А я это… того-этого… забыли меня», - и подумала, что хорошо бы выпить.
Надя покорно посмотрела на заледеневший асфальт и произнесла: «Холодно. Давай пойдем к Сашке, у нее дома никого. У меня ключи есть. Там шампанское и дамские пальчики».
«Дамские пальчики и шампанское? – мои глаза загорелись, я вспыхнула, как ель, облитая авиационным керосином, - Звучит заманчиво».
Мы вошли в квартиру. Действительно – торт «дамские пальчики» стоял нетронутым, шампанское начинало пылиться под телевизором.
Мы сели, выпили. Потом я съела пол-торта. Потом выпила еще и еще. Когда закончилось шампанское, я принялась за вино. Но интересно мне так и не стало.
Я осоловевшими пьяными глазами всматривалась в лицо Нади Петровой, надеясь найти в ней хоть что-то, от чего можно оттолкнуться, завести беседу на общие темы и обеим поржать над каким-нибудь анекдотом.
Но нет.
Надя Петрова монотонно рассказывала про то, как она любит балет, телевизор монотонно показывал балет, а я думала о том, где сейчас Сашка с ее огромной толпой, которая, видимо, занимается отнюдь не балетом. «Наверное, там вовсю трахаются, - думалось мне, - а я тут просиживаю свои лучшие годы с последней девственницей нашего городка».
Когда сидеть стало уже невыносимо и забрезжил рассвет, мы с Надей пошли в Сашкину комнату, легли на ее кровать, укрылись одним одеялом и уснули, спина к спине.
«Утром» (ну, тем временем, когда у 1 января бывает утро), когда я украдкой доедала торт, в квартиру вошла Сашка. Лицо ее было недовольным.
- Привет! Ну! Как дела? Как секс? – спросила я Сашку, причмокивая от удовольствия.
- Никак, - вздохнула Сашка и схватилась за больную голову, - Только мы легли и все так хорошо пошло, как я начала блевать. Долго и печально.
Я всплеснула руками, подошла к ней, похлопала по плечу. Потом подошла с другого боку, заглянула в глаза и, ехидно хихикая, спросила: «Неприятно? Да?»
Скажу прямо, это была наша лучшая подколка.
Надя Петрова неторопливо открывала глаза.
- Эка-невидаль! Китаянка! Рост - 182 сантиметра! Откопали ж!
В трамвае завелись дебаты.
Ряды зашебуршали, на сиденьях закопошились, заворковали другие старушки:
- Видать, не совсем китаянка. Видать, Европа-то постаралась..
- Собаки! Совсем обнаглели! - оживилась старушка, расположившаяся дальше всех, - Суки!
Черный джип, предмет страческого возмущения, нагло бороздил воздух встречной полосы, хотел врезаться носом в безносый трамвай. Впрочем, и увильнул мгновенно - на другую встречную.
"Уважаемые пассажиры, вас приветствует куклусклан!" - раздалось во мгле вагона. Я тихонько открыла глаза и медленно пришла к выводу, что ничего страшного не произошло, мир не перевернулся - просто послышалось "куклусклан" вместо "мосгортранс".
Это всё холода виноваты.
Поскорей бы лето!
Вдобавок было бы интересно сесть на шею кому-нибудь огромному и с его помощью взгромоздиться на длинные верхние полки встроенного шкафа. Но шкафа нет, и эту затею придется оставить. Ее время прошло.
Остался диван.
Сказано – сделано. Лезу.
Вползти под разложенный диван полностью мешает низкая железная перегородка на его дне и, как ни странно, бюст. Не В.И.Ленина, а мой личный. Надо было лезть спиной вниз, а не животом. Но спиной вниз и лицом вверх страшнее – клаустрофобия, собака.
Под диваном я обнаружила много пыли и новый взгляд. Под диваном ты все равно что собака или ребенок, который играет в прятки. Новые впечатления – как-будто сам за собой подглядываешь. Ты реальный сидишь на стуле, а твоя безумная часть закралась под диван.
***
Опять вспоминается детство, связанное с замкнутыми пространствами.
Мне лет 11, и я играю с дачными мальчишками в войну. Под домом, где фундамент из бетонных столбов, а по бокам набросаны доски, я сижу в засаде, веду слежку, слушаю разговоры. Где-то рядом бегают мыши, а мне все равно.
Еще раньше, чем в 11 лет, я играла в прятки с двоюродными братьями в пятикомнатной квартире их родителей. Было где развернуться. То меня в дедовский шкаф посадят, то в ковер завернут. Я была такая игрушечная для своих братцев. А еще в 80-е были такие диваны, с полым пространством для подушек и одеял в районе спинки.
Я в таких диванах или пряталась, поскрипывая зубами, или мы с подружками спорили, кто дольше просидит. В местах для подушек и одеял было темно и страшно, если лежать там на спор – легкая версия похода в одиночку на чердак дома с привидениями. Только можно быстрее выбраться.
И еще, конечно, пресловутые верхние полки встроенных шкафов, если кто-нибудь из взрослых сподобится туда дитя закинуть.
Но больше всего я любила «беситься». Скачешь по кровати на всю катушку и орёшь.
***
В одёжном шкафу, который стоял в коридоре, стоял зеленый контейнер для чистого белья. Однажды мне надоело спать в своей милой кроватке, и я решила, что отныне буду спать в шкафу. Ясное дело, ночью бы родители не позволили мне там ночевать. А днем – за милую душу, развлекайся.
Я прыгнула в шкаф, прикрыла дверцу, засела в контейнер, зарылась в белье и уснула. Было уютно. Сверху на плечиках висели кофты, рубашки и ситцевые халаты, немного пахло табаком от соседей за стенкой. Я закрывала глаза и думала о том, что в один прекрасный момент, если я просижу достаточно в этой табачной темноте, в моем секретном шкафном гнезде откроется лазейка в другой мир – мир, где живут индейцы, ковбои, охотники. И я туда сбегу. Меня будут искать, но не найдут.
***
Вчера, когда я полезла под диван для проверки гибкости, меня посетила мысль: «А нет ли под диваном тайного люка, открывающего путь в неизведанное?»
Вру, конечно. Никакие мысли меня не посещали. Каждую неделю я отодвигаю диван, мою пыльные полы, убеждаюсь в отсутствии каких бы то ни было люков и снова приближаю диван к стенке.
А под диван я поползла не потому, что совсем очумела. Нет. Я, конечно, очумела, но в пределах разумного.
Просто иногда полезно менять угол зрения. Жаль, нет шведской стенки, я б тогда и на потолке очутилась.
Китайцы молодцы. Очень трогательно.
Притупились ножи и сабли,
Ютятся в своих гнездах.
Покойный Эллиотт песню поет:
"Отчего не стыдишься ты себя?
Отчего не сожалеешь о том, что ты - единственное, что у нее есть?"
Он, может, хотел умереть. И воткнул нож в сердце.
А я умирать совсем не хочу. Что ты будешь делать!
Пустое все, кроме надежды.
Сижу и жду волшебства.
Откуда - неизвестно.
Может, и нет его, волшебства этого.
Но в нашей природе - ждать и надеяться.
Нам с Машей было восемь лет, и мы пошли гулять.
Мы переходили улицу Беринга, держась за руки, и не увидели несущуюся на нас машину.
Едва успели увернуться.
Я так испугалась, что мне стало стыдно от того, что я такая безрассудная. Пришла и призналась во всем маме. Мама обрадовалась, что я жива, и ничего плохого не сказала.
А сейчас мне некому признаться в том, что я не уступила место старушке в автобусе. Не звонить же маме каждый день.
Однажды, когда мне было семь лет, мы с Машей пошли отнести моему папе ужин. Он один строил трехэтажный гараж и очень проголодался.
Я отдала ему ужин, а потом мы решили пройтись по берегу реки Авача. Когда мы дошли до коровника, нам приспичило покормить коров.
Коровы высовывали свои большие головы из прорех между деревянными досками. А мы своими ручонками рвали высокую зеленую траву и протягивали коровам эти пучки.
Потом пришла Ирка, которая была младше нас почти на год. Ирка посмотрела и ушла. А мы всё кормили, кормили этих глупых, но добрых коров. Я тянула к ним руки и думала: "Такие тупые, но такие добрые. Таких надо любить".
Ирка, тем временем, явилась к моей маме и заявила, что мы с Машкой в лесу тусуемся с коровами. Мама пошла нас искать.
Мы же как раз переходили дорогу. И наплевать нам было, что автомобили на нас едут. Пару раз нас чуть не сбили какие-то идиотские "жигули".
Мама схватила нас за руки и дала каждой поджопника. А я вопила: "Меня бей, а Машку бить не имеешь права". Хотя битьем это не назовешь.
Потом Машку отправили домой, а меня поставили в угол.
И, скажу я вам, мне в углу было очень хорошо. Я себя ощущала поборницей свободомыслия.
Время сна, видимо, 70-е, поскольку он, то есть я, выглядит на миллион долларов.
В общем, на мне (то есть, на Владимире Высоцком) короткая зимняя куртка с необработанными краями, пушистым мехом внутрь. На улице легкий мороз, но мне, Высоцкому, в ней очень тепло.
У Высоцкого слегка побаливает голова, но нужно торопиться, потому что в середине дня, которая вот-вот наступит, у него интервью с журналистом известной газеты в книжном магазине в центре Москвы.
Подхожу к большим стеклянным дверям магазина, открываю и вхожу в тепло. Далее все меркнет, не знаю, как там дальше события продвигались. Сознание мое из Высоцкого улетучилось и побрело восвояси.
Теоретически, мне могла присниться моя прошлая жизнь, поскольку Высоцкий умер практически аккурат перед тем, как родилась я.
Значит, можно предположить, что его душа, изменившись до неузнаваемости, вселилась в меня.
Но что-то мне с трудом верится. Скорей во мне душа... Артюра Рембо? Фаины Раневской? Половина души одного, половина - другого, и легкое поветрие от Джима Моррисона.
Хотя, чего уж гадать, теперь уже и не узнаешь.
Забудемте прошлые жизни, пора жить нынешними.
Но сперва ответьте мне на вопрос. Как думаете, кем были вы в прошлой жизни?
***
Видела видение - мужика в светлом овечьем тулупе ниже колена, ворот поднят, на голове черный картуз, лицо небрито и сурово, штаны кожаные из-под тулупа топорщатся.
Короче говоря, Полиграф Полиграфыч, комиссар по кошколовству.
Ярчайшие типажи, скажу я вам, блуждают по улицам Москвы. Хоть бери за шиворот и тащи эпизодически в кино сниматься – дак не пойдет, шельма, голова с похмелюги трещит, какое кино.
А, может, какой художник его заприметит, денег даст, за воротник заложит, на грудь даст принять. Тот и растает. И лицо трудового народа изобразит.
Как мне отвратительно все это. Как мне нужна красота. Напишу-ка про доброе.
***
В вагон метро входят мать и маленькая дочка. Мать усаживает ребенка на единственное свободное место, а сама встает наискосок у двери и молчаливо смотрит на своё создание.
Мать – длинноволосая брюнетка в очках, примерно, моя ровесница. Дочурка ее поразительно напоминает певицу Бьорк с двумя косичками.
Мама смотрит на дочку, высовывает язык и морщит переносицу. Дочка задумчиво взирает на мать удивительными «бьорковскими» глазками.
Потом усаживаются смирно рядком. Такое спокойствие в лицах. Милейшая картина.
***
Вот сидит мальчик в красной куртке, похожий на довольно крупную разновидность женщины нетрадиционной сексуальной ориентации. Разновидностей женщин нетрадиционной ориентации не бывает, но мне можно ради красного словца. Знаете, бывают свирепые женщины. Такими мужья пугают жен, если вдруг узнают о том, что жене начали нравиться девушки.
Но я увлеклась.
Сижу, смотрю на мальчика в красной куртке. Смотрю довольно долго, потому что смотреть больше некуда, а спать не хочется. И думаю, мальчик это или женщина. Краснокурткое существо начинает прислоняться то к большой женщине в берете и с бородавкой на носу, то к животастому дядьке с пакетом в руках. Потом смотрю на ноги существа: ноги большие.
Так я поняла, что это семья, а существо - сын.
В принципе я немножко посмотрела в себя и поняла, что к некоторым вещам в своей голове даже привыкла и уже не считаю эти вещи чем-то страшным. Ну, например - человек имеет право на смерть. То бишь, человек может умереть когда ему вздумается. Тогда зачем умирать сегодня или завтра? Можно немножко подождать, вдруг что-то изменится? Нет ничего статичного - сегодня снег есть, а завтра он растает. Сегодня мрак в душе, а завтра будет чудесно. Некуда торопиться, надо жить. Прорвемся.
Эта мысль - с одной стороны.
А с другой стороны: хожу-брожу и чувствую, что очень хочется сдохнуть. Или сойти с ума и хихикать, пялясь в белизну потолка.
Потом мне позвонила мама, и я поняла, что соскучалась по родине, и мне сделалось еще хуже. Потом я полезла в интернет посмотреть сколько стоят билеты на мою родину на новый год. Захотелось умереть еще сильнее, потому что все дешевые распродали, а дорогие стоят бешеных денег - даже эконом-класс.
Я слегка прослезилась, посмотрела в зеркало и поняла, что вовсе и не выгляжу как депрессивное существо, и черный цвет мне идет. Я поизображала Дельфина в зеркало, подмигнула сама себе и растянула в улыбке свой рот, созданный для поцелуев.
Внезапно я вспомнила, что наконец-таки скачался фильм Месхиева "Над темной водой"(1993), который некоторое время назад настоятельно мне рекомендовала Зверец.
Я смотрела, смотрела и смотрела - временами улыбалась, а временами давала волю слезам. Атмосфера позволяла.
Комната с полукруглым окном и большим балконом была уже знакомой, так же как и надпись "Светоч" на старом доме, который до сих пор стоит напротив книзу от заброшенного обгоревшего эркера, где когда-то снимали комнату Сережи.
Атмосфера Петербурга-Ленинграда с поливальными машинами радовала глаз. Диалоги радовали слух. Когда смотришь кино про Питер, бывает, даже запах его дорОг и стен чувствуешь. Или так кажется?
Но что-то яркое очень - образы из тебя и в тебя, из тебя и снова в тебя. Взять, к примеру, улицу на экране, по которой идет герой. Изображение улицы, образно говоря, проникает в твои глаза, в твою голову, задерживается там, собирая твои личные переживания и воспоминания, связанные с похожей питерской улицей, и снова выходит на экран.
Получается, что эта улица уже как бы связана с твоим присутствием на ней.
Пора резюмировать, кино мне очень понравилось. Оно было таким, скажем, очень подходящим для того, чтобы грусть перетекла из мрака в свет.
Поэт Сережа в фильме говорил: "Есть люди, для которых сама жизнь - это искусство. Каждый день - как строчка в стихотворении. Бывают неудачные строчки, потом бывают гениальные".
Всё будет хорошо. Надо просто дождаться прекрасной строчки.
Где бы раздобыть...
С удовольствием бы посмотрела.
Три вещи, которые мне непонятны:
1. Как можно жить с человеком, который неинтересен
2. Как можно не любить зверей
3. Как можно бесконечно молчать
Три вещи, которые меня пугают:
1. Тяжелые болезни
2. Отсутствие денег
3. Смерть и налоги
Три вещи, которым бы я хотела научиться:
1. Photoshop, 3D, Автокад и все в таком духе
2. Проектным, монтажным и пусконаладочным работам, связанным с системами вентиляции и кондиционирования
3. Считать цифры помногу и не путаться
Три вещи, которые на мне сейчас надеты:
1. Белые тапки
2. Старые любимые джинсы
3. Красная футболка
Три вещи, которые лежат на моем столе:
1. Большая тетрадь с пожелтевшими страницами
2. Пачка сигарет
3. Крем для рук и ногтей
Три плюса моего характера:
1. Готовность к компромиссам
2. Нежность
3. Ум
Три минуса моего характера:
1. Лень
2. Амбивалентность
3. Раздолбайство
Три вещи, которые я делаю чаще всего:
1. Взаимодействую с людьми в сети
2. Записываю возникающие образы
3. Договариваюсь и соблюдаю сроки
Три места, куда я хочу попасть:
1. Питер
2. Камчатка
3. Нижний Новгород
Три моих ПЧ, которые продолжат моб:
1. Радиоголова
2. Lapsa
3. Зверец
Есть рассказ страниц на сто машинописного текста – практически сценарий малобюджетного молодежного сериала. Если все листы собрать, можно попробовать продать.
В 19-20 лет я вычленила из повзрослевших героев несколько протагонистов, которые уже учились в институте, вовсю трахались и при этом не утратили романтических устремлений. Сделала роман. Но его сейчас продать будет сложнее – разве что тщательно переработать и добавить чернухи.
У героев имелись клички и погоняла – например, Кукусик, Мышь, Утка, Цыпленок. Эти клички я брала из жизни.
Все постоянно в истерике расставались друг с другом, посылая друг друга к «гребаной матери». А ведь за пару месяцев до расставания они почти кончали от случайных соприкосновений мизинцами.
Рассказ, который только что влетел в мою голову, имел два рабочих названия – «Внутренний бред» или «Остатки разума».
Штампы перемешиваются с попытками быть оригинальной писательницей. Некоторые диалоги настолько нереальны, что напоминают средневековые беседы в романах Александра Дюма. Некоторые цитаты просто смешные.
Без обиняков, я вижу, что человек, которому 20 лет в 2007 году, не напишет такого. Если только его не закрыть в квартире без Интернета.
Или я одна такая была – вещь в себе? Не знаю. Может быть, те пишущие люди, кому было 20 лет тогда же, когда и мне, в те годы писали иначе.
Поделюсь с вами некоторыми цитатами из моего романа, который был написан шариковой ручкой в большой тетрадке.
Итак, время действия – 2000 год:
читать дальше
Ну, понятное дело, похоже на одноклассников, только круче - можно цитаты вставлять, интересы, видео. Ну, и?
А дальше? Почему многие там безвылазно сидят? Где там намазано медом?
Ну, вот я захожу туда, похожу чуток, посмотрю и дальше пошла. А люди, говорят, там сидят подолгу.
Что они там делают? Я, наверное, просто еще не все ресурсы изучила.
Поделитесь, пожалуйста, знанием. А?
Начинаешь скучать, как-будто проводил на вокзал интересного человека. Радует то, что всегда можно вернуться и перечитать. Правда, будет уже не первое знакомство, а встреча старых собеседников. Но это тоже хорошо.
***
Про периодику.
Зарекалась покупать "Эсквайр".
И что вы думаете? Шла недавно мимо случайного киоска, прикупила. Вроде, не хотела, и - нате. Может, у них промеж страниц что-то типа 25-го кадра в кино?
Села, поела, подумала и решила, что покупаю "Эсквайр" из-за "правил жизни"?
"Какой в этом смысл?" - спросила я себя.
Встречаются ли люди, записавшие правила жизни Питера Джексона, с Питером Джексоном? Не похоже. Я могу быть неправа, но мне видится так - чуваки находят текстовые источники и делают хорошую картинку, систематизируя прямую речь. Добавляют к новоявленому тексту пару слов типа "жопа" и "говно". Вуаля. Уникальные "Правила жизни", из-за которых я покупаю журнал, готовы!
Я сама могу клепать такие тексты. Может, они даже и поинтереснее будут. Просто я не работаю в "Эсквайре". Это во-вторых.
А во-первых я снова спрашиваю себя - какой смысл платить за то, что кто-то за деньги не поленился упорядочить мысли харизматичной личности? Я ведь могу не полениться, почитать первоисточники, вычленить самое интересное и сделать выводы о том, как Питер Джексон смотрит на мир. Могу не полениться - это да.
Но мне лень делать это бесплатно для себя.
Поэтому - с другой стороны - покупка "Эсквайра" похожа на поход в ресторан.
Дома ты погрызешь сырую морковку и не рад - готовить лень, а вкусняшек хочется. В ресторане же тебе эту морковку нашинкуют и маслом польют.
Хорошо, когда есть мозг.
Немного споров с собой, и становится ясно, зачем я покупаю толстенный журнал с большим морщинистым лицом и таскаю его на себе как вьючная кобыла.
Вон где собака-то порылась.
Получилось.
Наверное, уменьшаюсь. Превращаюсь в кошку или собаку.
Из меня получится красивая кошкособака. Она будет спать у вас на животе, щетиниться и охранять сон, высматривая врагов из-под ресниц.
Кошкособаки это дело любят.
***
Как только засыпаю, сразу отправляюсь в небо.
Усаживаюсь в маленький чёрный самолет и давай летать. Уши прижимаются к голове сильнее обычного, тело трясет.
Вцепившись в подлокотники и закрыв глаза, держусь до последнего - лишь бы не сдуло в окно.
Брат Димка за штурвалом сидит, молчит, а я одним глазом смотрю на него и думаю, что он с каждым годом все красивее.
А Ванька где-то позади молчит. Ванька, он даже не друг, он как ангел в гостях у людей.
Потом я становлюсь смелее, начинаю смотреть на землю.
Мы пролетаем мимо узких улочек с клумбами во дворах, мимо больших желтых полей и пустынных дорожек с трещинами на асфальте.
А потом у нас заканчивается топливо, пропеллер не крутится, и мы волшебным образом, как одуванчики, "дотягиваем" до летного поля.
Свершилось одно из лучших путешествий в страну сна.
Мы - настоящие летчики, смельчаки и триумфаторы. Вот вернемся в тёплый дом, будем курить папиросы и вспоминать былые подвиги.