"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Весь день не могу зайти в жж. "Сервер не найден". У вас нет такого? Наверняка, это у моего провайдера какие-то сегодня внутренние проблемы - одни сайты открываются, другие нет. Но как-то все странно. Теперь все сайты открываются, а жж - не хочет.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Сил нет на эту жару. Недавно ночью Анька из Домодедова явилась. В Греции была. Полночи проговорили, утром проводила ее в Нижний Новгород. У нее там какой-то съезд руководителей филиалов на Крите случился. Жара, ясен перец, сильнее московской, плюс они там пили-зажигали целую неделю. Немыслимо. Как так? Как можно пить неделю при такой жаре? Я тут в Москве мусолила бутылку сухого вина. Откупорила-таки. Сижу, пью, не идет никак. Хоть убейся. Пью без удовольствия. Северным девкам и на жаре плохо, и в холоде. Им весной привольно, и ранней осенью благодать. Но Анька тоже северная девка. Как же она коньяк хлебала в Греции? Ума не приложу. Видно, фишка в знойном красавчике, от вида которого мурашки по коже. Должно быть, им и спасалась.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Фотографии извергающихся вулканов - и из космоса, и с земли, и какие хочешь - хоть Этна, хоть камчатский Ключевской. Короче, красотища, всем срочно смотреть.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Этажерка визжит фразами из книг. Челка легла на лоб так, как всю жизнь мечталось. Ночью что-то случилось, но я уснула раньше. Оно случилось и прокралось в мою постель. Сжало плечи невидимыми руками. Ухнуло в животе. Стало жарко, и я бросила одеяло на пыльный пол. На полу лежала старая щетка для одежды. В рукоятке образовалась трещина. Трещина разрослась, обнаружилась полость. Мне казалось, там горит свет и живут мыши-карлики. Я даже слышала писк. Одежда висит на всем выпуклом и твердом, что есть в доме. Коммуникативная картина «черный квадрат» стоит у стенки. Белые квадраты сияют из района старых стульев. Рассвет молчит и громыхает. Мерцает Луна. Дверная ручка моргает желтым глазом. Здесь нет вечеринки, чтобы под шумок ушуршать. Кто-то за дверью шаркает ногами и стучит по дереву. Майор Том, где же ты? Земля вызывает тебя.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Пересматривала «Вечное сияние чистого разума». И поняла вдруг, что не стала бы стирать куски памяти для себя в моем настоящем... бытии, скажем так. Как это делали герои фильма. Какая шельма меня за пятку кусала, когда мне хотелось что-то помнить, а что-то не помнить? Воспоминания – часть ландшафта. Забудешь одно - удивишься тому, из каких сфер явилось то, что пришло следом. Растеряешься и будешь гадать – откуда взялось это невиданное счастье. Или печаль.
Вот скажите, уважаемый читатель, появись такая возможность, вы стерли бы память о ком-то или о чем-то из своей головы? Или оставили бы все как есть? И почему именно так?
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Жаль, что я не музыкант. Мне бы хотелось. Хотя от добра добра не ищут – музыкантом я была в прошлой жизни. Когда я читаю диалоги Тома Уэйтса и Элвиса Костелло /двух прожженных музыкантов, говорящих на своем языке, в котором я много чего не понимаю/, мне многие части их беседы удивительно познавательны. Да, лучший эпитет. Учусь, да. Это не щенячьи прыжки, не схожу с ума от радости. Есть непонятное – особенно заморочки насчет марок инструментов и всякого такого. Но вот они говорят о создании музыки, о том, как развивается идея, образ. И вот я сижу и вижу, что создание чего-то отдельного, "отраслевого" /музыки, текстов, картин/ - это часть одной стихии. Элементы стихии – разные, детали – непохожие, везде пышность, цветение, размножающееся в геометрической прогрессии. Можно сойти с ума, думая о том, как бесконечно искусство. Основа же – одна. Какие-то внутренние приемы, если их перелопатить на себя или, к примеру, спроецировать из музыкотворчества в буквотворчество – очень близки. Даже так – это метафоры одной сути. Читаешь про процесс создания звука и чему-то учишься, хотя со звуком твоя работа не связана. Нравится дирижировать словами под музыку. Буквы – беззвучная музыка. Особенно если последовательно размахивать руками. Оно же всё переплетается. Неспокойно как-то от простых истин. Открываю Америку, которую давно открыли. Одно дело – слышать и набивать оскомину уставшему сознанию, другой табак – понять самому. Однажды, случайно, прочитав строчку из книги.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Люблю ночи августа. Перед сном примешь душ со вкусным гелем. Потом наденешь майку, просунешь руки в безрукавое пространство и намажешь ладони чем-нибудь приятным. Или не намажешь. По фигу. И спать пойдешь. В квартире пахнет как-будто детским кремом, из окна - как-будто цветами. И что-то гудит с улицы. Сначала подумаешь, что, может, Москва так храпит, засыпает? Но нет. Москва никогда не спит, все же говорят. Если закроешь глаза, сможешь представить, что так шумит море. Отожмуришь правый глаз, вылезешь в окно узнать правду. Нет, то не море, то электроподстанция, снабжающая район энергией, не дает покоя фантазии.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Поскребла по сусекам. И обрадовалась. Оказывается, у Scout Niblett вовсе не один альбом /This Fool Can Die Now/, а очень даже несколько. Так что вот. На данном этапе прослушивания впечатления приятные. Посмотрим, что почувствую в дальнейшем. Интересно. Очень ночные песни. Нравится.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
В голове пляшет сырое вдохновение. Трансляции и диктовки из неизвестных /или известных/ сфер - дело, конечно, хорошее. Но композиционное упорядочивание еще никто не отменял. Оно только на пользу. Красиво, последовательно. Даже если хаос, то намеренный. Вот она - искренняя имитация честного хаоса. Хотя прыжки с места в карьер тоже интересное дельце - что-то вроде rss потоков из головы. Без редактуры и ремарок. Промышляют же. В последнее время на голову изредка падают мокрые песчинки. Они такие чудесные, что я их, пожалуй, для начала высушу на солнце. А после этого сложу в одну коробочку, мистически встряхну, открою коробку, придвину крупицы, которые куда-то недостремились. И скажу: "Ура". Таинство сбора песка. Только бы сыпались, только бы. Пропаду без них. Когда совсем грустно, они удерживают меня, окружают, летают вокруг и выводят на поверхность, где светит Луна. Они как одноглазая обезьянка-альбинос с порванным ухом, которую я в детстве обнимала перед сном, выбирая из ряда свежих игрушек именно ее.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Высматриваю в сети испанское кино. Не единым Альмодоваром жив человек. Бигас Луна в начале 90-х снял фильм "Ветчина". Хавьер Бардем /тореадор на крутом мотоцикле/ и Пенелопа Круз /непокорная дочь барменши/ занимаются любовью. Бардем и Пенелопа Круз. Чудесно.
@музыка:
Nick Cave and The Bad Seeds - Ain't Gonna Rain Anymore
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Послушала "8" Мумий Тролля. Никак. Более-менее понравились три-четыре песни. Из всего этого сонмища композиций. Неужели так!? Как же! Как же?! Повелась, как наивная дурочка. Развели, как пионерку. По ощущениям - примерно как во время прослушивания самого, кажется, моего нелюбимого земфирского альбома "14 недель тишины". Только спокойнее реагирую. И нравится в альбоме МТ намного меньше песен, чем тогда - у нее. Но чувства похожие - так ждешь, так ждешь, а дождешься - радости кот наплакал.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
На одноклассниках нашелся человек, в которого я была влюблена в 20 лет. И который об этом так и не узнал. Не узнала. И не узнает, скорее всего. Смотрю ее фото. И грустно мне. Нет, она не изменилась. Все та же, только ей не 21, а 29. Всё "нормально", как она и хотела - муж, сын, работа. Вот она сидит на скамейке, вот в офисе, вот в баре на фоне балтики нулёвки, вот с каким-то чудовищным мужчиной. Из тех, с которыми и тогда в нашем провинциальном городке я морщилась садиться за один стол и пить пиво. С простым таким чуваком с дурацкой стрижкой и в дурацком свитере. Ничего нового. И мне как-то не по себе. Я чувствую, как во мне растет высокомерие, снобизм и... не знаю, что еще. Это не нагоняется во мне искусственно, просто есть - и все. Он и тогда был, этот снобизм. И я думала, что в ней он тоже есть, что она не такая, как все. И сейчас смотрю - девчонка как девчонка. А я когда-то думала, что она бог. Грустно. Дурацкие мысли на ночь глядя.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Почитав книгу, в которой собрано несколько альмодоварских интервью, я не пришла в дикий восторг. Перевод с заморочками. Неуклюжий, громоздкий, не совсем логичный. На мой взгляд. Как-будто переводил правша - левой рукой, или левша - правой. И при этом главным инструментом все-таки являлись не руки, а голова. Но. В общем и целом понравилось. Да и, как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Испанского я все равно не знаю /окромя фразы "муи те киеро а минута када диа"/, поэтому выбирать не приходится. Сеньор Альмодовар рассказывает подробно про каждый свой фильм /от "Пепи, Люси, Бом и остальные девушки" до "Дурного воспитания" включительно/ и про жизнь свою. В деревенском доме с глиняными полами жил-был мальчик. Потом собрал пожитки, ушмыгнул в Мадрид, и понеслось.
читать дальшеКогда мне было десять лет, я очень интересовался всеми этими существами, талант которых проявлялся, когда они были в моем возрасте. Как Моцарт, который сочинял музыку, а я вот ничего не делал. Затем я узнал, что Рембо написал великие стихи в восемнадцать лет, мне тогда тоже было восемнадцать, но я по-прежнему ничего не делал. Я искал зацепки и обнаружил одного писателя, который начал писать лишь в сорок лет. Я почувствовал себя ближе к нему, и это меня успокоило. Я все время ощущал давление времени. Это не имеет ничего общего с тем, что ты стареешь, но больше с волей вписать что-то во время, сделать что-то, связанное с этим временем, находящееся в отношении со временем. *** Когда кто-то хочет быть современным, самое важное – это не стараться им быть. Надо рассказывать истории, которые тебе нравятся, причем таким образом, который нравится тебе. Мы говорили о конце века и об эклектизме, который его сопровождает и побуждает оглядываться назад, чтобы снова взяться за вещи, которые нравились людям. Если же оставаться подлинным, можно вернуться в прошлое, и это обязательно будет твоим личным стилем. Не надо заботиться об оригинальности своей работы, но надо быть искренним в эстетике и языке, который ты выбрал. Чем больше в тебе искренности, тем ты ближе к современности. И неплохо, когда все это сочетается хотя бы с небольшим талантом. Я думаю, если бы все режиссеры делали действительно те фильмы, которые им хочется, они были бы гораздо оригинальнее. *** В «Свяжи меня!» Виктории Абриль очень трудно было сказать Лоле, по фильму своей сестре, которую играла Лолес Леон: «Я тебя очень люблю», причем с совершенно обычной интонацией. Я был вынужден сказать ей – понимаю, что в жизни ей так же непросто произнести такие слова. Виктория признала, что никогда подобного не говорила. Выражаясь техническим языком, Виктория могла сказать эту фразу, но я требовал большего. Актер не может лгать режиссеру, и мне недостаточно, если что-то хорошо сделано в плане техническом. Виктории на самом деле надо было научиться говорить: «Я тебя очень люблю», причем лучше всего – научиться этому в жизни, это был единственный способ сделать это правдоподобно на экране. Эта работа не имеет ничего общего с вмешательством в личную жизнь актера. Просто когда личные проблемы вызывают проблемы в игре, сама жизнь должна превратиться в обучение. *** Мое кино там /в Америке/ становится революционным, чего нет в других странах, и вызывает множество конфликтов. И поскольку я не особенно подыгрывал своей «современной» публике, я не отдал ей должное и поэтому очутился на ничейной земле. «Современные» больше меня не выносят, поскольку что-то во мне критикует эту публику: действительно, во мне есть смесь нескольких вещей, а в Соединенных Штатах нужно иметь только одну грань. Если ты из андеграунда, то ты только андеграунд, если ты гомосексуалист, то ты только гомосексуалист, а я никогда не хотел запираться в гетто или же яростно бороться за один аспект моей личности. Я даже критикую борьбу некоторых групп, к которым считаюсь близким. Я не участвую, например, в американском гей-движении, я больше верю в общее смешение. Проблема гомосексуальности в Соединенных Штатах вполне реальна, но реакция гомосексуального общества на такой фильм, как «Основной инстинкт», свидетельствует об экстремизме, идентичном тому, против которого борется это сообщество. Эта реакция небольших групп на некоторые фильмы кажется мне утрированной и делает их цели малопонятными. То, что гомосексуалисты борются против «Основного инстинкта», кажется мне таким же бессмысленным, как если бы хозяева отелей всего мира выступили войной против «Психоза», потому что там показывают убийство в отеле. *** В «Женщинах на грани нервного срыва» я рассказываю о мужчине и о тоске, вызванной его отсутствием, а в «Свяжи меня!» я говорю о мужчине и о тоске, вызванной его присутствием, когда оно нежеланно, что побуждает к разговору о женитьбе, о двух людях, которые живут вместе в одном доме. «Свяжи меня!» - это фильм более драматический, чем «Женщины…», и именно это делает его в первую очередь более личным. Но я действительно полностью идентифицирую себя с тем, что рассказано о Рикки. Я очень хорошо понимаю его главную проблему: как тяжело любящему доказать другому, что он его любит, как он незащищен по отношению к другому, о котором не знает, хорошо ли тот понимает его чувства, о неуверенности, всегда присутствующей в любви. Каждый день мне нужно, чтобы мне говорили, что меня любят, и каждый день приносит что-то новое, ничего нельзя знать наверняка, любовь может исчезнуть сегодня или завтра, это как чудо, и чудеса случаются постоянно. Есть много вещей в «Свяжи меня!» , но главное – это, конечно, отчаянная борьба Рикки за то, чтобы стать нормальным человеком, то есть завести машину, кредитную карту, женщину, семью, дом, все мелкобуржуазные ценности. Конечно, я показываю это с большой иронией, но я знаю, что для маргинальных существ, которые никогда ничем не владели, получить все это – главная мечта. А Рикки с его примитивным и животным умом удается лишь одно – вполне реальным образом, причем комически и эмоционально, имитировать реальность. *** «Дурное воспитание» - это не фильм-исповедь, созданный для удовлетворения сильного порыва – мне, мол, нужно рассказать о себе, вот каким я был, вот кем я стал! Я применяю элементы своей жизни и углубляю знание о моем пути, но не использую себя как материал для вымысла, чтобы выписать персонажи, сцены. С этой точки зрения тут может возникнуть путаница. Потому что это не моя жизнь, даже если она на нее похожа. Но я спокойно отношусь к тому, что люди думают, будто Энрике или Игнасио – это я. Я ничуть не стесняюсь обнажиться в своем фильме. *** Мы все очень сложные люди, и каждый из нас видит фильм по-своему, через призму собственной истории. Но я думаю, что в моих фильмах есть некоторые основные элементы, которые все знают, понимают и могут прочувствовать. Речь идет не о претенциозности, не о том, что мне удалось именно то, чего я хотел, но у меня впечатление, что существуют важные элементы меня самого, которые могут понять все, причем во всем мире. *** Не знаю, происходит ли это оттого, что я более одинок, чем раньше, но точно – хороший фильм, хорошая книга для меня как любовные отношения, это придает моей жизни очарование, надежду. *** Всё, что считается нормальным, всегда на поверку оказывается глубоко извращенным.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
"Земфира и Патти Смит споют дуэтом на фестивале в Казани. Певицы Земфира и Патти Смит споют дуэтом на музыкальном фестивале «Сотворение мира», который пройдет 30 августа в Казани, сообщил на пресс-конференции в РИА Новости во вторник генеральный продюсер фестиваля Сергей Миров". (с) Вычитала в ру_земфира.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Осень приближается. Для меня первые шаги осени - это когда за окном темнота уже не простая, а прохладная. И начинает хотеться варенья. А как чувствуете осень вы?
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Бывает, напишешь текст пылко, страстно, быстро. И вперед – сразу постить. Как говорится, что выросло, то выросло. Душа рвется, несётся, жарит. Плевать, если никто ничего не скажет. В эти мгновения на все наплевать. Главное - не останавливаться. Разумеется, позже приходит ожидание, таишься, загораживаешь ладонями соски /как-будто в них что-то плохое/, с надеждой смотришь сам не знаешь куда. Смотришь как зверь, ждешь, дрожишь от холода. Это всё отходняк - после того, как рванут искры из глаз. А пока ты весь в процессе. Бежишь, сдираешь с себя тряпки, цепляешь когтями отмершую кожу, запаливаешь тряпье одним взглядом. Никакой дисгармонии, никакого недовольства, никакой пустоты, абсолютно. Так надо. Так правильно. *** Бывает другое – каждая фраза, каждое слово от зубов отскакивает, от зрачков отлетает. Четко, точно, остро, чувственно - для меня, я так вижу. Сто раз пересмотришь, подправишь, сотрешь исправления, оставишь, как было, следом вставишь что-то еще. И вот – готово. Кажется. А сядешь постить – ни/в/какую. Не хочет поститься. Что сделаешь? Сохранишь. Пусть отлёживается в берлоге и ждет.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Приехал граф. Путешественник. Добрый седой человек, похоронивший любимую женщину. Какой же он добрый. Я нарезала хлеба, масла, сыру и ветчины. Накормила графа. Налила чаю, насыпала сахару. Скрестила руки на груди и улыбнулась. А он сказал: "Как летит время. Помню, привезли тебя, только родилась, а я думал: "Кого же такого интересного они родили? Ведь новый человек". Теперь седой. Зубы другие. Мне почти 28 лет. Пожав мне руку, граф уехал. И начался дождь. Люблю дождь. Что было дальше, расскажу не сегодня. Лень.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Вроде взрослая уже. А до сих пор для меня бывает странно то, что люди могут меня совсем не понимать. И, что самое страшное, испытывают совсем иные эмоции по какому-то определенному поводу. Но теперь, будучи большой девочкой, я хотя бы осознаю, что из-за этого они не плохие, не злые, не холодные. Просто другие. Хорошие, но другие. У каждого человека свой мир. Жаль, что я не всегда могу передать то, что внутри. Потому что бывает красиво и одновременно ужасно. И все вместе - божественно. Хочется поделиться, но не получается вот так сразу - с места в карьер. А если не с места и не в карьер - то уже и не то. Утешает тот факт, что все-таки я могу обуквить очень многое. Но, черт побери, не все. Есть какие-то недостижимые сферы, которые невозможно описать.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Средь бела дня я чуть было не пустилась плясать вприсядку. Или прыгать вприпрыжку. Да, знаю-знаю, я должна заниматься самовнушением /загробным голосом/: «Полин-и-ина-а-а, спокойная си-и-ила… Споко-о-ойная сила, Полииина… Ты – спокойная и си-и-ильная же-е-енщина… Под ноги тебе бросаются человеческие существа, изнемогая от желания встретить старость, обняв твою окоченевшую от мыслей голову и с любопытством заглядывая в глаза твои, в которых сквозит мудрость всех монголо-татар вместе взятых…» Тьфу! Отстаньте! Не затыкайте пробирку! Скучно. Не хочу я быть спокойной. Хочу беситься и сходить с ума. Пока молодая и живая. И никаких гвоздей. *** Так вот. Я хотела танцевать и петь песни под ухо консьержке вовсе не за просто так. А потому, что испытала счастье! Верите, люди? Поверьте. Нечеловеческое счастье, скажу я вам. Казалось бы, от какой-то мелочи. А вон чего. *** Дело было так. Я включила плейер, зашла в лифт и нажала кнопку с цифрой «1». По традиции поехала вниз. И что вы думаете? Этаже на десятом лифт резко останавливается. И тут же выключается свет. Стою одна-одинешенька в железном коробе, на хорошей такой высоте. Во тьме стою, в кромешной. Впервые в жизни застряла в лифте. Крайний раз подобное случилось в туалете самолета, следующего маршрутом «Петропавловск-Камчатский – Москва». 1995 год. Тогда самолет попал в зону турбулентности. Дверцу заело, я чуть с ума не сошла внутри этой чертовой кабинки. Лицо мое исказилось донельзя. Но виду я не подала, как обычно. Отворив-таки дверцу, я напустила на себя бесстрастное лицо и гордо проследовала на место. *** Хотя нет. Еще что-то было. Кажется, в 2003-м я застряла в лифте на работе. Но нас там была целая тусовка. Одна девочка так истерила, и это было так весело, что мы на радостях стали прыгать, пытаясь привести лифт в движение. А девочка стала визжать и проситься наружу. «Выпустите! Выпустите меня!» - кричала девочка, а мы топали ногами и смеялись. *** Короче, видимо, сегодняшняя минутная катастрофа досталась мне за тот самый грех - грех издевательства. Я испытала… ну, не весь ужас мира… но мне казалось, что это именно он. Стою я во тьме. Жизнь проносится даже не перед глазами, а под ушами. Как-будто люди из моей жизни проезжают мимо меня на дорогих автомобилях. А я иду совсем слепая по обочине в резиновых сапогах и ощущаю мочками колыхание воздуха от их движения. Но не надо забывать о реальности. Я все-таки стою в лифте, никакого ветра нет, а в ушах кричит Аманда Палмер с альбомом «Кто убил Аманду Палмер?». Прошла минута, лифт двинулся дальше, свет врубился. Но за эту минуту я пережила катарсис, апокалипсис и… как еще это назвать? Всё, решила я, всё, Ерофеева, сейчас умрешь, подохнешь, как паршивая собака, лифт сорвется с троса и ты ударишься головой о потолок. И умрешь. И, может быть, хотя бы кто-то один заплачет, узнав о твоей смерти. Но его не пустят поцеловать тебя на прощание в лоб. Потому что у тебя будет что-то с лицом, и его никому не покажут. *** И тут /святые мощи! Господи всемогущий!/ загорелся свет. Лифт устремился вниз. И я прекратила себя жалеть. Негоже! *** Ворота лифта разверзлись, меня будто выпускали из ада, я выскочила на плиточный пол коридора и побежала вон из дома. Песни А.Палмер казались мне лучшей в мире музыкой, старушки на скамейке – самыми добрыми старушками, пузатые дяденьки – хорошими пузатыми дяденьками, а загазованный воздух – ароматом райских кущей. *** Мы живы, друзья! Это чудесно. А вы? Вы застревали когда-нибудь где-нибудь? Что вы чувствовали во время? Что после? Расскажите. Интересно ведь.
"С выпученными глазами и облизывающийся – вот я. Некрасиво? Что делать"
Маркус надел белую рубашку и черный жилет, Закатал рукава до локтей и вошел в дом. Родители были дома. Собака раньше была маленькой, как кошка. Теперь выросла и заговорила. «Маркус, я хочу сказать тебе важное. Это очень важно, Маркус», - пролаяла собака. «Что ты мне хочешь сказать?» - спросил ошарашенный Маркус. «Ты нездешний, Маркус, - сказала собака, - Ты с другой планеты, посланец, виновный во всех инопланетных грехах. Когда умрешь – вернешься домой. Не бойся смерти. Твое наказание - жизнь». «Ты точно пришелец, - произнесла мама, натягивая на пятки кеды в цветной кружок, - И отец твой пришелец. Уже двадцать лет он первым ест второе блюдо, а вторым – суп». Отец взял Маркуса за ремень и отвел в автомобиль. *** Ехали на большой скорости. Маркус задыхался от пейзажей. Похоже, они выстилались перед ним в самых верных ракурсах. Видимо, хотели ему угодить. Случилась весна, озера вышли из берегов, брызги из-под колес обдавали прозрачной водой нецветущие деревья, воткнутые в зеркальную воду. Они быстро спускались с крутого холма на равнину. В отверстиях ушей свистел холодный ветер. Остановились сходить в туалет. В кустах встретили котенка. Он был хромым, одноглазым и несчастным. Котенок из ада. Отец кивнул в сторону котенка, обнявшего джинсовую ногу Маркуса как родную: «Возьми его себе. Посмотри, как ему грустно. Кажется, он ранен. Я все оплачУ». Маркус посмотрел на отца и сморщился. «У тебя будет друг. Ты так одинок с тех пор, как покинул отчий дом»,-сказал отец и погладил седую бороду. Маркус испугался. Слишком уродлив и искалечен был черный котенок. Отец же посадил котенка в клетку для хомяка и дал кусочек белой рыбы. *** Они продолжили путь по равнине, напоминающей исландские поля. Не зная - стоит на обрыве дом, где родился отец, или его сточило морем.