Когда мне было восемь лет, на мне был розовый костюмчик, на голове бараньи рога, гофрированные банты, "петухи" в волосах и лицо буки, как на юзерпике.

А еще я ходила в кружок по краеведению.

Рано утром, часов в десять, наш кружковед приводил нас в определенное помещение и рассказывал про шаманов и революционеров. Я думала: "Вот герои. Еще не совсем старые были и красивые, а понесло их в ебеня бороться за Советскую власть и умирать на чужой земле в окровавленных гимнастерках".

Я тогда не материлась, поэтому слово "ебеня" у меня заменялось каким-то другим.

А еще мне нравились рассказы про тойона Кеткина. Тойон - это, кажется, какой-то чувак, который типа вождь племени. Он пас оленей и ловил рыбу. А потом в его честь назвали поселок - Кеткино.

Вся эта романтика меня вдохновила, и я перестала думать, что все жители севера пьют горькую. Они еще всеми командуют и колдуют.

***

В нашем кружке мы под диктовку бережно выписывали слова. Ну, к примеру, как будет "ворон" по северо-корякски, просто по-корякски, а потом еще и по-ительменски.

В общем, не помню ни одного слова. Но что-то там было такое - "чхупчку" или "кыркычку". Эти слова я только что придумала, потому что ни одного не помню.

Крайний раз, когда я заглядывала в эту тетрадку, не смогла ни слова разобрать - в восемь лет у меня был какой-то странный закругленный почерк, сплошные круги. Потом я переделала их в острия.

***

Кстати, про почерк... Люблю писать руками.

О, эти дивные людские руки! Они священны - их даже великие художники рисовать боялись.

***

Однажды у меня приключился роман в Интернете. Объект моих эротических мечт по моему неукоснительному требованию писал мне письма от руки, а потом сканировал и присылал. Сканировал и присылал. Сканировал и присылал. Сканировал и присылал. Ска! Ни! Ро! Вал! И! При! Сы! Лал!

Было весело.

Скоро наш роман благополучно завершился. Но я до сих пор с хихиканьем вспоминаю эти гигантские буквы на весь монитор.

***

Вроде всё.

Приснился мне страшный сон.

Будто я умерла, горло с носом пересохли, под глазами синяки, кровь не циркулирует.

Лежу, прикрыв глаза. Шевелюсь, даже ходить могу. Но уже всё – конец – живой труп.

А все ходят вокруг, галдят. Покоя никакого – шум, гам.

Дайте, говорю, мертвецу покой.

Ноль внимания.

Разозлилась и проснулась.

***

Является мне в сны периодически покойный родственник – Иван Назарович. Веселый был человек, душа компании, умер недавно – в 2003-м.

Не чувствую, что его нет.

Когда его хоронили /это случилось сразу после Рождества, на кладбище было снега выше головы/, я все время как-будто замечала его в толпе. Но это были просто похожие люди, а сам он лежал в гробу.

А как поминки начались, так каждый визитер стал ждать, что Иван Назарыч вот-вот сам придет, осветит зал своим светом и загогочет: «Чего скуксились?». А меня спросит: «Бабушка Поля, вино будешь?»

Но никто не пришел.

***

Теперь он приходит в мои сны.

Однажды мы гуляли по маленькому зимнему городку и подстерегали девиц, которые скатывались на санках со снежных горок.

В другой раз мы просто гуляли по тёмным коридорам. Он убеждал меня, что не умер. И что вообще думать, что он умер – большая глупость. На радостях мы забурились в ночной клуб. Дело происходило в городке, который мне часто снится.

А еще мы гуляли по яркому летнему кладбищу. Он шел все время впереди, указывал дорогу. Хотел мне показать какое-то место. Но я его не помню. Кажется, мне кто-то позвонил, и я сказала, что опаздываю, и пообещала прийти посмотреть в другой раз.

А вот совсем недавно мы путешествовали по большому заливу. Сначала мы его обошли по краям, а потом решили покататься на ледоколе.

А потом он исчез.

В снах он никогда не зовет меня с собой – туда, откуда пришел. Он просто исчезает или дружески прощается.

Я знаю, что ему там хорошо, и мы когда-нибудь встретимся.

Будем обниматься и есть мороженое в вафельных стаканчиках.

Если с рёбер срезать все мясо, будет пусто.

Так и случилось. Сначала разрезали, выскребли все, потом спрятали улики.



У тебя по животу гуляет ветер. Слышишь?

Нет? Просто за стеной кто-то протяжно и как-то очень интересно поет песни под гитару? Это не ветер, мой маленький? Нет, мой сладкий?

Ты сидишь на автобусной остановке и жуешь фруктовую жвачку, которая имеет вкус секса.

Откуда я это знаю? Знаю.

Рядом сидит типичная дачница с корзинками и беззубый добродушный дядька. Он ей о чем-то говорит, изредка сует лицо поближе. Дачница хохочет, как курица-несушка, отмахивается от него как от большой мухи и блестит глазами.

Кто-то напротив, как-будто в тумане, надевает леопардовую майку и начинает читать вслух "Тошноту" Сартра. Лицо угрюмое - такое, будто его самого скоро стошнит.



Маленький, перестань смотреть в зеркало. Ты не выдержишь. Сними майку, они не в моде.

Пойдем домой.

По комнате носится безумная муха, которая все время ударяется о спинку моего стула. Потом она немножко отдыхает на полу, взлетает и цепляется за жалюзи. Я пытаюсь схватить ее туалетной бумагой и пустить в форточку. Но она меня боится.

Может, хочет искупаться в "шардоне"?



Опять я не с того начала. Совсем не с того, с чего собиралась.



Помните клип Аланис Моррисет на песню "Ironic"? Аланис в количестве четырех штук едет на машине. Безумные Альки в безумные 90-е высовываются из окон автомобиля, что-то орут на всём ходу, швыряются шапками и тапками, кривляются.

Прелесть.



У нас были широкие штаны длиннее ног. Они таскались по пыльным дорогам, но не рвались. Еще были кроссовки - белые.

А еще - комбинезоны - джинсовые и не очень. Можно было незаметно забеременеть, но никому тогда это в голову не приходило.

Поверх широченных штанов мы носили юбки. Так мы выделялись из толпы, потому что никто из девчонок так не ходил. А Алька и мы ходили. Волосы у нас были не ниже лопаток, ложились на плечи.



Мы знали все тексты песен Аланис, Анук, Бет Гиббонс, Нирваны.

А на дискотеках прыгали под "Руки вверх". Кто же нам там подарит Бет Гиббонс?



Нашла Альку. Милая, милая сумасшедшая Алька. Когда смотрю на нее, улыбаюсь.

Намазавшись шампунем, она стала царапать ногтями кожу головы и трясти волосами как собака из фонтана.

Выключили горячую воду.

Выпили весь кофе. Выдули всю траву и пыль.



Любила себя. Реже - физически, чаще - душой. Это называлось самодостаточностью и не каждому было по зубам.

Никто не был ближе, чем она сама. Раз в год, раздеваясь перед зеркалом, она ужасалась тому факту, что позволяла, позволяет и позволит еще не одному человеку прикоснуться к ее груди, животу, ногам и рукам.

В остальные дни года она наслаждалась прикосновениями.

"Как может быть близким создание извне?"-временами думала она.

Она, разумеется, принимала впалзывания в себя другого человека. Но это было вторжением, а не слиянием.

Возможно, потому что не было волшебства. Или еще какого-то компонента.

Для приготовления вкусного супа нужна соль. У ее супа соли не было - то партнер забывал посолить взаимодействие, то она сама.

Атака на ее "я" - попытка физически овладеть ее душой - была похожа на овладевание невинным телом с помощью подручных неодушевленных предметов.

И запах. Запах чужого человека.

Чужая поверхность прислоняется к ее коже - из пор выходит уникальный запах и входит в ее поры. В этом запахе нежность и похоть - стремление дойти до гортани "не лицом".

И что-то очень доброе.

И она источает то же самое в ответ - отдает гортань и доброту.

Она стоит под острыми струями воды и думает о том времени, когда все закончится и воцарится тишина.

Но тишины нет. Ее нет, как нет абсолюта.

И, может быть, когда ее тело постареет, перестанет вбирать в себя ароматы и растает, она освободится и примет любую фигуру.

Она выберет того, чей запах она помнит из прошлой жизни. И станет его женским воплощением.

Однажды она поскользнется в большом травянистом поле и полетит кувырком к косогору.



И где-то там - на границе, где нет кромок, корок, лезвий и порезов - она расправит крылья и полетит.

***

Они побежали по кошачьей шерсти - они, мелкие электрические разряды.

Рука потянулась к точёной кошачьей голове и ласково потрепала.

Найдено на сайте job.ru. Вакансия - PR-директор.



Требования /цитирую/: знание PR-технологий, работа со СМИ, знание персоналий в кино, личные контакты с журналистами, традиционная ориентация.



Мне вот интересно. Какая ориентация у PR-директоров сейчас считается традиционной?

А то вдруг захочу прислать им резюме... Должна же я знать, кем мне притвориться. Вдруг не тем притворюсь. Или, может, мне и притворяться не надо.



А у персоналий в кино как с этим делом?

Так и лезет в голову что-то такое: "Пиар-директор с традиционной ориентацией проведет рейд по постелям киноперсоналий. Интим не предлагать".



Ебанатство. Чесслово.

Одна из моих любимых битловских песен. Думаю, я не одна в своей любви.

Джордж Харрисон поет о нежно плачущей гитаре. 1971 год.

"Пошлая свинья" - есть в этом словосочетании что-то такое отрицательно-привлекательное. Золотые годы. Повсюду грязь. Люди, выпучив глаза, бегут врассыпную. Ее шатает и штормит. Небесная молния норовит вонзиться в ее прозрачную макушку.

"Милейшая! Вы порвали платье, видно чулочную резинку!"

"Ах, оставьте! Мне так к лицу!"

Сейчас она боится трогать живое, ее умиляют котята в корзинках и небесная твердь над длинными коридорами. Она подбирает бездомных животных и раздает их на перроне женихам, провожающим невест в дальнюю дорогу. Старухи пляшут лезгинку при виде ее стройных копытценог в розовых жемчужинах. Запястья ее изобилуют серебром цвета потухшего электричества. Старики сворачивают морщинистые шеи, едва завидев лебяжий оскал ее обнаженных лопаток.

Блаженство плоти пошло ей на пользу.

Однажды на повестке дня было китайское кино "Мир". Постановщика зовут Чжа Чжанкэ.

Рассказ о пекинском парке "Мир", в котором работает девушка-артистка Тао.

У нее есть парень Тай Шан - немного бабник, но не по своей вине, а только потому, что Тао ему не дает.

Так он думает.



В глаза бросаются яркие картинки. Китаянки в сари танцуют индийские танцы, изображая дочерей Индии под "Джимми-Джимми".

До кучи - русские артистки, которых нищета заставила ехать в Пекин и отдать паспорта своему начальнику.

Тао либо работает, либо валяется с Тай Шаном в комнатушке с обшарпанными стенами и рассказывает, как первые дни житья-бытья в Пекине обитала в подвале и спала, укрывшись плащом. Тай Шан историю эту давно знает и хочет только одного, но Тао вредничает и убегает. Так и общаются.



Тао и русская актриса Анна пьют в ободранном баре и хором поют песню про Улан-Батор. Тай Шан тем временем заводит роман с дамочкой по имени Кунь - роковой породистой китаянкой лет тридцати.

Кунь поначалу ершится.

В этом фильме каждый герой не знает, чего хочет. Не может разобраться в себе. Душевная путаница присутствует практически в каждом эпизоде.

Так и Кунь - отдирает от себя руки Тай Шана и кричит, что замужем. Однако, поломавшись, отдается.



Тао все так же живет в общажной комнатушке с тремя койками и ходит по вечеринкам в дорогие клубы с гламурными подружками. На одной из вечеринок к ней цепляется богатый мужик Ченг и без намеков говорит, что хочет сделать ее содержанкой. Тао в печали убегает в туалет, где встречает русскую актрису, которая, видимо, стала проституткой. Они обнимаются и плачут. Всем плохо.



Одни критики говорят, что фильм - шедевр, другие - что неудача.

Искусство неоднозначно. Крупных планов нет, самый крупный - средний. Поначалу это с трудом воспринимается, но потом привыкаешь.



Тао и Тай Шан решают быть вместе. Спят и всё такое.

Так Тай Шан спит с двумя - с Тао и с Кунь. Потом Кунь уезжает в Европу к мужу. А Тао нечаянно узнает об их связи.

"Наша встреча - знак судьбы. Я никогда тебя не забуду", - пишет Кунь в смс.



Тао уходит, ничего не объясняя и остается жить в пустой квартире друзей.



В Пекине идет снег, но его никто не замечает, все думают о своих жизнях. Тай Шан приходит к Тао в полутемную квартиру друзей.



Наутро соседи находят их уже мертвыми - смерть наступила в результате отравления газом. То ли Тао, как и обещала, убила Тай Шана за измену, но немного не рассчитала. То ли они решили умереть вместе. То ли во всем виноват неуправляемый газ.

Так они и лежат, на свежевыпавшем снежке.



- Мы умерли? - спрашивает Тай Шан.

- Нет, - отвечает Тао, - Это только начало.



Диалоги в фильме мне не очень понравились. Больше понравилось молчание.

В конце вроде бы наступила смерть, но печали не было. Просто парень и девушка переместились в иной мир.

Будто летишь в самолете над океаном. Гудит в ушах, сглатываешь. Только ноздри зажимаешь и выдуваешь воздух в никуда.

Или вертолет. Кто-то всучает тебе наушники и кричит: «Надевай, оглохнешь». А ты их потом снимаешь, как только всучитель перестает следить. И в долине крутится волчок, поперек вертится. А по бокам, совсем рядом, зелень, и кто-то косолапо шевелит бурелом.

Крик из метафизического коридора: «Сука, прострели мою чертову башку!». И опять тишина. Ошиблись коридором.

А можно послушать часы. И втянуть носом вдохновение.

Чистодушные пушистенькие заечки, ясные солнышки, яблочные карамельки в тепле и сухости будут хороводить до утра.