- Ненавижу Карен О. Женщин, подобных ей, не должно существовать на планете. Они разбивают мне сердце и оставляют совсем одну в мире, где нет ни любви, ни счастья, - сказала Гузель.
- Ба. Началось, - чертыхнулась Джингуль, - Уволь меня из людей. Не позволяй слушать твои стенания.
- Ни грамма поддержки, - насупилась Гузель, - Издевки и надругательства – там, где их не ждешь!
- Пора начинать ждать. Чай, не дитя малое. А кто такая Карен О?
- Мерзкая, мерзкая женщина с грубым лицом. Ненавижу! Хочу мягкое лицо. Не нужно мне грубых, - скульнула Гузель и закатила глаза в мнимых мечтах.
- Мать, смени ориентацию. Пожалей, ты мне плешь проешь своими бабами, - Джингуль закурила трубку и нахмурилась.
- Аааааа! У меня нет ориентации! – исказилась Гузель всем своим жилистым телом, превратившись в подобие вопросительного знака.
- Займись вышивкой что ли.. бисероплетением.. просмотром сериала «Исаев»… Страхов страшно противный, но в шкуре Штирлица страшный душка.
- Кто? – заморгала Гузель в приливе гнева, - К-к-кто?
Она сжала кулачки, надулась и покраснела:
- Проклятая Джингуль, опять ты ебешь мне мозг! Я тебе про одно, а ты мне про другое!
- Объясни мне, дорогая Гу, зачем любить женщину, которая похожа на переодетого в женщину широкоплечего мускулистого мужика? А? Полюби женщину, похожую на женщину. Или женщину, похожую на мужчину. Или женщину, похожую на собаку. Или мужчину, похожего на мужчину. Или мужчину, похожего на женщину. Или мужчину, похожего на кота. На хуй тебе существо в женском платье, блестящих лосинах, с длинными волосами, мышцами, прыщами, ногтями и мужским лицом? Я все время жду, когда у нее в штанах начнет что-нибудь топорщиться. Хотя одновременно понимаю, что это был бы нонсенс. Она же похожа на спившегося инопланетянина с куриным ртом.
- Дура! – замахнулась Гузель, - Дура ты! Зри в корень! Внешность – не главное. О душе подумай! Пока не поздно.
- Любовь зла. Но не ври, что тебя волнует душевность, а не бицепсы. Помнится, ты втирала мне, что на чудо чувств следует положить какой-нибудь эротичный прибор.
- Что ты за человек! – заорала Гузель благим матом и театрально ринулась на диван, - Когда ты влюбилась в то сладкое чмо, похожее на Брэда Пита, я тебя поддерживала!
- Помилуй! Это было в пятом классе. А в Брэда Пита я влюбилась из-за того, что он меня жвачкой угощал. «Турбой».
- Лучше б ты этой «Турбой» отравилась!
- С тех пор я никого не люблю.
- Врешь! Помню твои завывания за стенкой и пьяные бредни сивой кобылы.
- Ты путаешь. Это были твои завывания. Во сне. Или, может быть, в полночный час к тебе на черном коне с кровавым подбоем прискакала Карен О и взвыла белугой от твоего занудства? – ядовито усмехнулась Джингуль.
- Блядь! Блядь! Я так больше не могу! Гори огнем! Ебись конем! – завизжала Гузель и опрометью бросилась вон, не в силах совладать с аффектом, унося с собой шлейф пыли с верхушек шкафов – будто невеста безвременья.
В последнее время каждая беседа о любви между подругами заканчивалась адской перепалкой. Джингуль не любила Карен О. Гузель любила Карен О и всех, кто на нее похож. Казалось, однажды они закружатся, завертятся в клубке ненависти и разобьют оконные стекла головами друг друга.
Но что-то их удерживало.

Динамическая легкость вперемешку с приятной тяжестью напала на Джингуль нашу Джакиповну.
Очухавшись в самолете у иллюминатора, Джингуль понимает – самолет разбегается, чтобы взлететь. И взлетает. «Какая легкость и свежесть», - думает Джи, плюсуя нос со стеклом. Желтые поля, побелевшие горы, красные рябиновые ветви, желтые березовые, зеленые ивовые уменьшаются и превращаются в разноцветные точки. Все это вне досягаемости, а сама Джингуль сидит в белесой синеве и слушает, как по грудной клетке шагает сердце.
А то вдруг очутится на земле с камерой в руках бегущей вокруг главного здания МГУ в погоне за влюбленной парочкой. И сама будто немного на взводе.
Парочка – красивая высокая японка и татароказах. У японки гладкие блестящие волосы. У татароказаха очень волнистые и тёмные. Она – от него, он – за ней. В карманах что-то ищет. Успевает.
И вдруг она за ним. А он уже отчаялся. Она его за плечо. Шевельнул кудрями, смотрит. «Знаешь, - говорит японка, - правду скажу. Жить без тебя не могу. Умрешь – умру». И заплакала.
Татароказах же наш прошлого дня застрелиться решил. А тут такие слова. Одно дело – самому умереть, другое – чтоб японка с ним. Хорошая девушка, красивая. Притих, замолк, глаза в листопад. Волшебница Джингуль воздуху руками нагнала. Вот и за руки взялись. И на стройку пошли, что у метро. Гулять в тумане. Осень же.
А Джингуль улыбнулась и пошла пиво пить. И шоколадом закусывать.

- Петр, - говорю, - рассказывайте. Хотелось бы подробностей.
***
Ищу, где снять квартиру. Звоню сегодня мужику одному, собственнику и хозяину. Слышу, голос такой мягкий, вкрадчивый. Как у какого-нибудь героя Достоевского. Так и видится иллюстрация Глазунова. Фердыщенко какой-нибудь. Или вовсе гоголевский Плюшкин.
- Стены толстые, два дивана, - мягко стучит Петр языком по альвеолам, крадется, не напирает, - А вы, Полина, с кем жить намечаете?
- Одна.
- А вам по карману, одной-то, за такие деньги снимать? Рассказывайте, Полина, что у вас за душой кроме помады?
- Помады? Петр, сами понимаете, было б не по карману, я б и не звонила.
- Квартира, скажу я вам, хорошая. Правда, мебели много. Два холодильника, три стиральных машины. Бабушка года два назад умерла моя, вот, сдаю теперь.
- А взглянуть когда можно?
- Ох, Полина, не знаю.. Я только что оттуда вернулся. Все выходные показывал. Уезжаю в Выборг. Не знаю, что и сказать. Запишу вас в список. Скорей всего, на следующих выходных..
- Всё ясно, тогда созвонимся в конце недели?
- Ох.. Замучали меня вчера и сегодня посетители. То студенты.. а студентам я не очень-то доверяю. Студенты, они какие? И деньги откуда на житье? Вон, парочка приплыла. Сами из Ижевска. Родители – мать медсестра, отец на хлебозаводе. Откуда деньги, спрашивается?
- Видать, - говорю, - откуда-то появляются.
- Уууу… народу у меня понабывало. Лесбиянки вот были даже, из Пушкина, представляете? Хыхыхы, – плотоядно подхихикивает.
- Да что вы говорите? Вот это да!
- Хохохо… Одной девятнадцать, другой двадцать три, вроде.. Хохохо!
- Бурные у вас, Петр, выходные, спору нет.. Давайте так. Если я до конца недели ничего не найду, то в пятницу вам звякну. И впишусь в новую очередь на просмотр. Как вам такой вариант?
- А квартира у меня хорошая, да.. Давайте!
- До свидания.
- Всего доброго.
***
В каждом человеке есть кусочек прелести. Главное – повнимательнее смотреть.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Ненавижу, когда болит кожа. Сразу хочешь вырваться из тела. Или обрести истинное лицо – черепушку с пустыми глазницами. Кости не мерзнут.
Что мы за существа? Черепа, обтянутые кожей. Никакого очарования, никакой яркости. Все на одно лицо, как терминаторы. Важно одно – мозг. Один мозг интересен, другой нет. Вот и все дела.
Но быть черепом и беседовать с черепами я тоже несогласная. Трогать кожу, смотреть в глаза, хватать за нос и гладить волосы – очень приятно. Экзистенциальный опыт, как говорится.

Я пила шампанское и смотрела в окно. Мне показалось, что на горизонте есть маяк. Из тех, что светят синим светом и переливаются сверху вниз. Пригляделась – никакого маяка. Всего лишь труба ТЭЦ с красными огнями. Может, фишка в том, что не надо прищуриваться. И маяки будут встречаться намного чаще.
***
Я стащила у матери красоту. Говорят, если у женщины родилась девочка, то она унесла всю ее привлекательность. А если мальчик, то женщина становится еще красивее. И вот я унесла красоту матери.
Куда же делась унесенная красота? Не знаю. Наверное, она окончательно придет ко мне лет в сорок. А сейчас просто медленно приближается и дает о себе знать деталями.
***
Почему Кировско-Выборгскую линию метро не называют Киборгской? Так же удобнее.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Боюсь зеркальнодверных шкафчиков в ванной - тех, которые над умывальником. Всё время проигрываю банальную ситуацию. Вот я подхожу, улыбаюсь себе в дверцу, открываю шкафчик. А внутри - пылающий синеватым светом искусственный член. Не веря своим глазам, в панике захлопываю дверцу. И тут в ее отражении за моей спиной обнаруживается двухметровый работник ритуальной фирмы из фильмов ужасов конца 70-х. Весь в черном и с бесстрастным лицом. Швыряет меня на костлявое плечо своей ручищей и несет заживо хоронить.
Я такого однажды видела в метро на переезде между Кунцевской и Молодежной.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Прошлой ночью железо то молчало, а то резко выгибалось и пускалось во все тяжкие. Хотело на волю. Как-будто что-то стреляло то в небо, то в голову. Или взрывалось, как фейерверк. Нынешней ночью тишина ест атомы. Налицо имитация чего-то мелкого - например, человеческой жизни. Сначала грохот, следом забвение.
Воздух - это тот же океан. Сначала издалека налетает волна и хочет смести. Тревожит, но не сметает. Стекает на прежнее место. С новыми силами возвращается. Проникает в щели и прорехи. Возвращается на прежнее место. И так очень долго. Пока не устанет.
Стихия - это тоже проекция. Как писал Керуак, бодрствующий предмет. Печально. Но ничего не поделаешь. Пора смириться.