Намазавшись шампунем, она стала царапать ногтями кожу головы и трясти волосами как собака из фонтана.
Выключили горячую воду.
Выпили весь кофе. Выдули всю траву и пыль.
Любила себя. Реже - физически, чаще - душой. Это называлось самодостаточностью и не каждому было по зубам.
Никто не был ближе, чем она сама. Раз в год, раздеваясь перед зеркалом, она ужасалась тому факту, что позволяла, позволяет и позволит еще не одному человеку прикоснуться к ее груди, животу, ногам и рукам.
В остальные дни года она наслаждалась прикосновениями.
"Как может быть близким создание извне?"-временами думала она.
Она, разумеется, принимала впалзывания в себя другого человека. Но это было вторжением, а не слиянием.
Возможно, потому что не было волшебства. Или еще какого-то компонента.
Для приготовления вкусного супа нужна соль. У ее супа соли не было - то партнер забывал посолить взаимодействие, то она сама.
Атака на ее "я" - попытка физически овладеть ее душой - была похожа на овладевание невинным телом с помощью подручных неодушевленных предметов.
И запах. Запах чужого человека.
Чужая поверхность прислоняется к ее коже - из пор выходит уникальный запах и входит в ее поры. В этом запахе нежность и похоть - стремление дойти до гортани "не лицом".
И что-то очень доброе.
И она источает то же самое в ответ - отдает гортань и доброту.
Она стоит под острыми струями воды и думает о том времени, когда все закончится и воцарится тишина.
Но тишины нет. Ее нет, как нет абсолюта.
И, может быть, когда ее тело постареет, перестанет вбирать в себя ароматы и растает, она освободится и примет любую фигуру.
Она выберет того, чей запах она помнит из прошлой жизни. И станет его женским воплощением.
Однажды она поскользнется в большом травянистом поле и полетит кувырком к косогору.
И где-то там - на границе, где нет кромок, корок, лезвий и порезов - она расправит крылья и полетит.
***
Они побежали по кошачьей шерсти - они, мелкие электрические разряды.
Рука потянулась к точёной кошачьей голове и ласково потрепала.