В лифте – до боли яркий, но позабытый запах духов, в проеме – открытка «с днем рождения» иероглифами в самом начале. Штаны совсем большие, как на вырост, а в туалете кто-то невидимый сливает воду.
***
Боксер смотрит на теннисный мячик большими голубыми глазами. Перчатки мешают поймать любимый мячик. А он все смотрит.
***
«А вот пойду и куплю выпить, и, может, не стану алкоголиком», - произнесла Клара и взмахнула короткой челкой, - «Кажется, в моей квартире по-прежнему живут привидения. Они каждую ночь стерегут дверь в ванную – чтобы были нараспашку и можно было помыть руки. Прямо сейчас кто-то хлопал оконной рамой на балконе».
А я вот думаю, когда очень много места – это балкон или уже нет?
***
Человек не должен жить в совершенном одиночестве. Это совершенно и прекрасно. Это даже идеально. Но он не должен. В конце концов, нужно с кем-то спать. Все с кем-то спят. И привидения прилететь могут. Раз – и все. Ну, там, для здоровья тоже. И зимой не холодно. Если тепло.
***
В окно прилетел пакет из-под сырных чипсов. В пакете – два бычка, докуренных до фильтра. Я как раз пошла смотреть, что там шуршит. Подняла жалюзи, и пакет приклеился к моему лбу. Как обшивка фюзеляжа в фильмах про разгерметизацию самолета.
***
«Ей бы в театр, в театр», - кричали люди.
«Да-да-да, - вдохнула она и застыла, - Давайте устроим театр и будем танцАвать».
***
В песню Земфиры Рамазановой о грусти из пистолета просятся классические строчки «я не хотела мешать тому, кто привык веселиться». Желательно, в начало. Там, где про газ. Или вместо Марины Цветаевой вставить. Хорошо приготовленную кашу старым маслом не испортишь.
Сижу, думаю – почему никак нельзя жить внутри этой песни? В ней такой очень хороший красивый стеб. Как разговоры Олега Меньшикова в «Покровских воротах».
«Ах, оставьте, мон шер, не врывайтесь ураганом».
Впрочем, я хотела промолчать. Но не получилось.