Мы валялись в траве, курили, лёжа на спине, толкая дым в плавленое небо. Так мы готовились к сессии. В сумках у нас были какие-то бутылочки с загарными маслами, и мы приступали к растиранию спин и животов.

Волосы и кожа пахли летом. Аромат лета – повсюду. Наверняка, тем летом было зачато много детей.

Мы пересекали широкую дорогу и брели по узким тропинкам. Нас окружали кусты шиповника, жимолости, кривые березки, по которым в детстве очень удобно карабкаться. Над головой летали красивые птички. Они издавали любопытный птичий звук, похожий на вопрос: «Чавычу видел?» Чавыча – это разновидность красной рыбы. В раннем детстве я любила разговаривать с этими пташками: «А вот и нет, а вот и нет!».

Репейник цеплялся к собачьим штанам. Кузьмич фыркал, но продолжал бежать и лаять на кусты. У Кузьмича были гигантские глаза с длинными ресницами.

Вижу как сейчас – на зеленой траве разбросаны учебники по культурологии, политологии и истории – вперемешку с кремовыми тюбиками, пачками сигарет, бутылками с минералкой…

Высоко-высоко в небе летит самолет. «Интересно, куда он летит», - думаю я. Где-то далеко есть другой мир. Делать нечего. Встаешь, упираешь руки в бока – взгляд утыкается в утюги. Настоящие большущие утюги. Утюги – это такие сопки. Только выглядят они иначе – вроде и гора, а на верхушке – равнина. Получается утюг. А за утюгами – скалы. Скалы очень острые. На них приятно смотреть – при закатном свете, когда небо становится багровым, силуэты скал напоминают башни замка, где живет злая фея Карабос из «Спящей красавицы».

Есть фотография, на которой я и Чу стоим на балконе. У нас такие счастливые лица, будто мы на пароходе, плывущем в Африку. Люди раньше так и спрашивали: «Это вы на пароходе? Куда плывем? Эй, там, на пароходе!» У меня в руках роза.

Или – одна из редких в тех местах гроз. И всё тот же балкон. Спряталась и ловлю ртом свежесть жары. И капли.

На балконе я тоже загорала. Ставила под ухо большие колонки и сотрясала окрестный воздух мелодиями и ритмами. Ноги я вытягивала за пределы балкона. Было интересно смотреть снизу - рёв Сандры Нэйсик и голые пятки. Зато сразу ясно, что Полина дома, а мама - нет.



Я не знала, кто такая Ирэн Жакоб и как умер Кшиштоф Кесьлевский.

Основана на реальных событиях. Персонаж сохранил реальное имя.

Жила-была девочка.

Была она не по годам высока и пучеглаза. Звали ее Упя Юлит. Не было у Упи отрочества. Любить ее никто не любил – ни в прямом смысле, ни в переносном. А вместо среднестатистической фразы «Ой, девочки, я, кажется, влюбилась» упиной любимой фразой была: «Понаставили тут клумб!» И зырк-зырк по сторонам, чертовка.



На самом деле, клумб за версту нигде не было – просто в классе у доски стояла опаршивевшая бочка с фикусом. А у Упи было квадратное длинное туловище и такой же длины ноги, которыми она задевала всяческие бочки и бочонки.

Девица Юлит была похожа на куклу, набитую соломой, какими гордились наши прабабушки в детстве. Только Упе было хуже, чем кукле. С куклой хотя бы играли. А к Упе никто не приближался, только издали орали да присвистывали: «Пучеглазка-пучеглазка-пучеглазочка!»

Вам-то хорошо. Вы красивые. Но… не будем вас в этом винить.

У Упи в голове сидели звери. Звери были обидчивые и немного злые. Если б кто-то на обидчивых зверей обижался, они б сразу подобрели. А так они жили сами по себе, никого не трогали.



Прошло десять лет. Звери успели подобреть и умереть, а Упя - поумнеть и превратиться в прекрасную фею. Она вышла замуж за принца на белом коне, отлюбила на всю катушку, а через пять лет развелась и отвоевала коня.

И по сей день люди следят за тем, как Упя величественно рассекает на коне меж рядов вещевого рынка. Конь нигде не гадит, потому что кони принцев по большому не ходят. Они просто ходят – звеня подковами и навострив уши. А рыночные торговки восхищенно глядят ей вслед. Они уже не кричат «пучеглазка-пучеглазка», потому что на дворе зима, валенки их не спасают, и глаза у них от холода в пять раз больше, чем у Упи в школьные времена.

Вот так-то, дружочки. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Жила-была старая больная одинокая лесбиянка. Хоть плачь. А, может, и не лесбиянка. А, может, и не женщина вовсе. Может, мужчина. Гей. Или не гей. В общем, человек. Назовем человека условно лесбиянкой, хотя никакой там всякой разной она не была. Или была. Или она вообще фригидная была. Или слишком чувственная. Короче говоря, сильно из толпы не выделялась. Была просто человеком – как все, если не лезть в то место в голове, где находится либидо. Деталей о жизни ее до нас дошло мало, прямо скажем. Но точно известно, что она не была феминисткой.



Лесбиянка любила разгонять тучи в своих фантазиях, а в жизни любила разгонять людей. Для выпадения зубов и вешанья на шею удава она была слишком молода. А для того, чтобы что-то изменить в своей жизни, слишком стара. Началось все с того, что она возопила: «Fuck them all!» Не со зла, конечно, но довопилась до того, что люди стали ее сторониться. Хотя и до того момента она не была сильно разговорчивая. Поведать о себе миру она не могла, поскольку больших талантов не имела. А потому варилась в собственном соку.



Во сне ей часто снилось, что она работает клоуном в бродячем цирке. Это была ее мечта. А потом она просыпалась. Просыпалась оттого, что кто-то в кровати сдергивал с нее одеяло. Одеяло сдергивала машина для воровства одеяла.

Нет, вы дурного ничего не подумайте. Ее постоянно с кем-то знакомили. Да приговаривали: «Вас, лесбиянок, мало, как мадагаскарцев. Вас надо сводить друг с другом». Но наша старая больная героиня никому не нравилась. Потому что злая была, как собака. А кому нравятся злые собаки? Правильно, никому. И еще у нее были маленькие глазки.



Короче говоря, каждое утро она вскакивала с кровати, пинала ногой машину для воровства одеяла и бежала на работу. Клоуны клоунами, но работала радость наша менеджером среднего звена. Каждое утро один и тот же унылый пейзаж навевал на нашу «красавицу» смертную тоску.



Но старая смелая тетка не сдавалась. Она пела песни, громко чавкала конфетами, шуршала обертками и выбивала чечетку каблуками ботинок под зорким оком ненасытного компьютера.

Ей часто казалось, что кто-то временами кладет тёплую руку ей на голову и не хочет ее убирать. Она мечтала о том, что рука однажды почешет ей макушку. Всё это было иллюзией, никаких рук не существовало. Никто не чесал макушку нашей бедняжке.



И вот однажды наша старая знакомая шла по улице. И сделалось ей так печально, что она чуть с ума не сошла. Она поскользнулась и ударилась головой о недружелюбную льдину, похожую на ее саму и формой, и содержанием. «Пиздец пришел», - подумала лесбиянка, испустив дух.



И тогда она очнулась. Сбежало молоко. Она валялась на грязном полу. Пахло гарью и грязной одеждой. «Лесбиянка» поозиралась и встала на ноги. Так началась ее настоящая жизнь. В реальной жизни она была совершенно другим человеком. Добрым и болтливым. И не лесбиянкой. Предыдущие два предложения не стыкуются друг с другом. Поскольку добрых и болтливых лесбиянок в мире как хвороста. С утра до вечера она мыла посуду в ресторанах для богатых. Соседи в коммуналке души в ней не чаяли. Муженек, заводской трудяга, приголубливал каждую ночь. Дети каждое утро тормошили ее и просили еды. И она готовила еду – кашу, супчик, второе, компот. Она не понимала, счастлива она или нет. Каждую ночь ей снилось, что она злая одинокая лесбиянка. Она так уставала, что ей казалось – там, во сне, райские кущи. Реальность оказалась куда сложнее ее снов про летящие на пол одеяла и льдинки в глазах.



А потом она умерла. Кто знает, где сейчас носит душу нашей подруги. Но есть надежда, что она, наконец-таки, перевоплотилась в бродячего клоуна, веселит людей и имеет друга-фокусника, который делает жизнь похожей на радугу после дождя.



П.С. На самом деле одиноких людей не существует. Ни лесбиянок /как я не люблю это слово! однако ж нередко произношу вслух./, ни геев, ни би, ни натуралов, ни всех остальных, если есть еще все остальные. Потому что каждого человека обязательно любит хотя бы один человек. А может и целая толпа. Точно знаю. Пусть это греет душу тем, у кого она замерзла.

Иду по тихой улочке. Вроде бы, это Петербург. А в руке у меня ведро, наполненное рассыпчатым снегом.

Смотрю, шагает дама такая вся из себя. Иду за ее спиной и думаю: "Как же я тебя ненавижу! Ты мне всё испортила!"

Она чувствует, что кто-то за ней следит, поворачивается и говорит: "Привет, Полина!" И улыбается. Знаю я эти улыбки.

И тут она падает - под снегом много льда.

И я понимаю, зачем мне ведро. Я высыпаю весь снег из ведра ей на лицо. И ухожу.

Она меня обгоняет и обиженно говорит: "Ну, пойми же ты, пойми!" Я поднимаю пустое ведро над головой и бросаю ей вслед.

Тут откуда ни возьмись появляется мой отец и начинает на нее кричать: "Ты чего как маленькая? Тебе же уже скоро шестьдесят лет!"

Она смотрит на меня так интеллигентно и говорит: "Мне еще только сорок девять!". Ненавижу, когда те, кого я терпеть не могу, так смотрят. "Да хоть тридцать девять!", - кричу, хватаю и еще раз швыряю в нее ведро. У меня от ярости все кружится перед глазами.



Всю ночь снилось слово "подкаст". Это слово было перебивкой между эпизодами сна. Как джингл.

В общем - "подкаст"!



Вдруг я оказываюсь посреди ночи на пустыре.

Вдали стоят какие-то мои знакомые, которые постоянно шушукаются и хмурятся. Там есть одна девица-заводила, которая похожа на выпускницу филфака 1979 года.

В общем, они все поставили деньги или на меня, или на собаку, и хотят выиграть. Они не плохие, просто в этом сне такой закон - нужно делать на кого-то ставки.



Весь смысл заключается в том, что собака (ротвейлер) стоит от меня в десяти метрах и не спускает глаз. Это такая азартная игра. Если я собаке чем-то не понравлюсь, она на меня бросится и искусает (или вообще сожрет), а если понравлюсь - успокоится и уйдет.

Моя задача - быть смирной и не дергаться.



Было страшно, но собака ушла.

И мы всей толпой пошли пить к выпускнице филфака. Это было собрание группы азартных любителей воинственного романтизма. У них традиция - сначала делать ставки на то, много крови будет или совсем не будет, а потом до изнеможения читать вслух стихи классиков под бормот телевизора.



А собака оказалась добрейшей души существом - просто ей пришлось, ее заставили.

В общем, мы сидим огромной толпой в этой квартире - как после футбольного матча. А потом все собираются в подгруппы по месту жительства. И едут кто куда. Потому что поздно уже.

И я думаю: "Когда ж уже выйду на свежий воздух и проснусь!"



И снова этот чертов "подкаст".

И всё, собственно говоря.

Оставь пушистые волосы. Главное – не пересушить их. Вот помоешь и жди. Феном не пользуйся. На подступах к окончательной просушке можешь потрогать их. Чудесное ощущение.

Потом, когда они высохнут совсем, чёлка упадет на лоб и небрежно занавесит левый глаз.

Не косись.

Брови щипать не надо – с бровями веселее, а яркий взгляд еще выразительнее.

Вспомни эпоху лысого затылка и улыбнись кудрям, которые щекочут тебя там, где кончается шея и начинается спина.

Похлопай ресницами в зеркало. Это не нарциссизм, это для здоровья. Даже герои игры «симс» так делают.

Внимательно посмотри на свой рот. Хочешь ли ты себя поцеловать? Если да, то всё в порядке.

Теперь надень лучшую рубашку. Если это лето, лучшую майку. Если зима – свитер. Тебе должно быть очень хорошо в одежде. Чуть хуже, чем без одежды.

Не бери то, что не принадлежит тебе. Пожалеешь.

Достань самые дорогие брюки, какие только у тебя есть. Надень. Посмотри. Если все не то, надень другие. Не забудь погладить.

Выпей две чашки кофе. На дне кофейная гуща соберется в знак.

Не верь. Не кури. Не давай. Не храбрись. Не прячься. Не пей.

Пройдись от входной двери до туалета. Щелкни каблуками, даже если их нет. Снова подойди к зеркалу.

Притворись гангстером или его подружкой, подмигни себе и улыбнись настолько широко, насколько позволяют мышцы.



А теперь иди.

И ничего не бойся. Я с тобой.

Есть люди, которые неравнодушны к классическим сумасшедшим.

Нет, не к эксцентрикам, которым иногда думается, что вместо пальцев у них инопланетные щупальца. И не к тем, кому все детство снится большая грохочущая машина, а потом он встречает ее в клипе Гондри на песню Army Of Me.



Эти люди сами эксцентрики и, видимо, сами себе удивляются. А влекут их всякие-разные обычные параноики, шизофреники, люди с галлюцинациями и психозами.

Глядя на "Жильца" Полански, понимаешь, что в относительно младые годы его тащило по психам как удава по пенопласту. Это потом он насытился, пообтесался и стал снимать "Пианистов".



Но 60е-70е - это времена "Отвращения" и "Жильца". Больших отличий в этих фильмах я не вижу. И там, и там героям отвратительны плотские отношения. Разве что герои разного пола. И там, и там мерзкие ручищи, норовящие придушить. Потемки и полутьма.



Ты будто находишься по обе стороны - видишь мир глазами больного человека, но видишь его и глазами окружающих. Все реально и страшно. Никаких спецэффектов нет, но ты сидишь, съежившись, и трясешься от шорохов.



К слову, Изабель Аджани в "Жильце" напоминает Марину Неелову. Бедная девка, привела мужика домой, завтрак приготовила, на работу пошла, а он изорвал в клочья весь фотоальбом, устроил кавардак, забрал всю заначку, а кульминацией действа сделал двойной выброс из окна.



Мда. Сознание классического психа - это целый мир. Тем более не всегда и не сразу понятно, псих он или нет.

Был у меня знакомый, которого однажды положили в психушку. Он до этого в какую-то секту ходил, ну и свихнулся.

Придет, бывало, в гости - у меня сразу рожа кирпичом, а он все заливается, гимны поет, проповедует. А то как закричит, что мне из черного в белый надо перекраситься и что группа "Продиджи" вселяет в меня дьявола и что во мне не осталось Б-жьей искры.

А я знай кирпич изображаю.

А потом в психушку загремел. А когда вернулся, помогал копать картошку и обдирать обои.



Кто знает... Вдруг псих был прав? Вдруг и правда не осталось искры высшего разума?

Легко сказать - "шизофреник".

У него, может, несчастная любовь была.



И вообще, не везде он ошибался.

Например, он был совершенно прав, когда говорил, что незачем мне так жирно губы красить.

Мы едем с чертовым шофером по тесным улочкам-лабиринтам.

Я сижу одна на заднем сидении, временами высовывая голову из бокового окна. Деревья на обочине бьют меня по морде. А как ты хотела, милочка?

Потом меня мотает по всему заднему сидению.

Мы же очень быстро едем, а не просто так.

Сначала кричал тяжелый рок, а потом перестал. Теперь ничто не кричит.

***

А теперь мы в телемастерской. В углах и вдоль стен - ламповые телевизоры -"горизонты", "таурусы", "сапфиры".

В лучах солнца танцует пыль. Ее ловит свет из немытого окна. Прощай, немытое окно! Можно поцеловать на прощание твое стеснительное стекло?

Пахнет сигаретами.

У телемастеров желтые зубы, они хмурятся.

Телемастерская похожа на детскую поликлинику. Наверное, потому что на стенах - облупленные и прокуренные картинки с мультяшными героями. Львенок и Черепаха, Леопольд, мыши, Чебурашка.

Или она вовсе не на поликлинику похожа, а совсем даже на мастерскую по ремонту обуви, куда я заваливалась как в салун, скрипя кожаными штанами.

Куча угрюмых, но вежливых мужчин.

Она не станет ни лечебницей обуви, ни лечебницей детей. Через десять лет здесь будут разбазаривать дешевые шмотки.

***

Вы не смотрите, у меня очень хорошее настроение.



"Помните: надо жить.

Помните: надо любить.

Мните: да фюить." (с)