Похожая на субтильного юношу, лохматая-обросшая, в майке-безрукавке и штанах, еле держащихся на бедрах, да, и еще в белоснежных трусах-шортах, скачу по диагоналям из угла в угол, синхронно двигая обеими руками, которые принимают форму то лангольеров, то граблей, то усатых монахинь, а то... подумать только... - крылатых лягушек...)

Хочу сотворить неземное.

Постойте-ка!

Вот оно, шельмовство высшей пробы! Расширение сознания!

Вуаля, ма шери Полин!

Чего таращишься? Таращится она.

Ты мне, бля, это дело брось! Полноте, барышня. Довольно.

Скажи злым - "кыш, сволочи", а хорошим - "как прекрасен мир, окантованный бархатом ночи".

Почувствуй. Везде есть правда.

За окном - что в «Тумане» у Стивена Кинга. Того и гляди – вместо отсутствующих голубей с мелкими лапками, из вязкой консистенции на подоконник присоседится загадочное Нечто и просунет враждебное щупальце в прореху между рамами.

В связи с этим вспоминается увиденный недавно рекламный ролик.

Значит так. Встречаются два чудища. У одного большого чудища много глаз, оно просто всё испещрено глазами, а второе маленькое чудище – совсем безглазое. Первое чудище оказалось добрым и подарило безглазому один глаз, поделилось. Не помню, что там рекламировали, но безглазое очень глазу обрадовалось, у него было маленькое туловище, длинная шея и головоглаз. И всё это действо под какую-то очень знакомую музыку.

Интересно, сколько у креатора длился запой прежде чем он придумал это безумие? Или просто маленькая обкурка… и вот уже глазастые существа рядком сидят напротив тебя, будто куры на насесте, и методично диктуют идеи.

Есть еще один выход - не пить, не курить, а всего-то почитать рассказы Трумена Капоте. «Ястреб без головы», «Злой дух», «Закрой последнюю дверь».

Хочется писать и писать. Только совсем другое. Он вдохновляет. У него – Нью-Йорк, здесь – Москва. У него там ходят-бродят люди, которые потеряли себя. Одни продали все свои сны, другие - одинокие работники рекламной сферы с хорошей зарплатой, пьющие виски и бросающиеся в объятия одиноких хромых служанок; третьи встречают кого-то не от мира сего и сами делаются такими.

И сны, сны. Ненавязчиво так.



«- При свете свечей похоже на Гласс-Хилл, - улыбаясь, сказала она, - Моя бабушка жила в Гласс-Хилл. Иногда там бывало просто чудесно. Знаешь, что она говорила? Она говорила: «Свечи – это волшебные палочки; стоит зажечь хотя бы одну, и вокруг возникает сказочный мир». (с)

В начале ХХ века художники в Париже, как и всякие люди в любое другое время, обожали потратить денежку. Правда, денег у них было мало.

Однако ж тогда можно было годами жить в долг. Художники не платили в срок ни за явства в ресторанах, ни за жилье, ни за художественные принадлежности.

Разве что шикарство какое приспичит отхватить… Хочешь-не хочешь, а оплачиваешь вовремя. И за уголь деньги отдавали когда следует.

А так - не жизнь, а малина.

***

Еще - тесные компании жили каждая своей жизнью и ничего о других компаниях не ведали. Например, Матисс ничего не знал о Пикассо.

***

Узнала, что О’Генри умер в Нью-Йорке от цирроза печени. А когда его в церкви еще отпевать не закончили, к дверям церкви приперлась развеселая свадьба.

Одного в толк не возьму – зачем он смешивал виски с апельсинами. Никогда так не делаю: всегда – либо виски, либо апельсины.

Есть люди, которые однажды понимают - они могут и хотят только одного - играть в театре, или в кино.

Хотеть стать артистом - все равно, что влюбиться в родного брата. Страшно, мечешься мучительно, не знаешь, что и как дальше, и, чаще всего, вообще никак... безнадежно, если не дергаться и не мечтать. Но чего-то мельтешишь: "Верю, верю. Вдруг?"

Другим творческим тоже сложно. Но не так, как артистам. И все равно - шуршат плащами, как без глаз, щиплют воздух, кусают его, чтобы успеть испытать вкус всего. Трепещут в ватной комнате, грациозно отскакивая от вязкого чтобы ткнуться в стену.

И потом - тонкая организация. И вечно приходит кто-то не тот, и икает громко, и молчит, а потом говорит: "У-у-у..." А ты брови хмуришь и исподлобья на него: "У-у-у..."

После артистов идут остальные - художники, музыканты, писатели или /об этом размышлял Ян Парандовский в "Алхимии слова"/ те, кого больше - литераторы.

Так вот... Артист сыграл, и всё - могут забыть, если это театр, а не кино. Даже если и кино - не всякое достойно памяти. А художник оставляет картины - пусть, самое страшное, в чулане, но всегда можно вспомнить, отрыть, откопать. Рядком с художниками - писатели (литераторы) и музыканты, оставляющие диски со своими творениями. Важно пичкать словами не только монитор, но и бумагу. Лучше всего древесную кору. Останется надолго, если не спалить, и, опять же, концептуально.

Мда. Сложнее всего стать артистом... Должна быть незыблемая фактура, безупречность разнообразия, хлещущая изнутри харизма.

Пыльная дачная дорога. Я катаюсь на своем «школьнике» взад-вперед. Или иду к Димке, и мы с ним занимаемся постройкой дома в поле.

Потом еду с родителями домой.

Следующим утром голубоглазый Женька стоит у дороги и всматривается в горизонт со словами: «Где Полина, душа моя?»

Еще там есть Мишка. Я у него, как последняя торговка оружием, выменяла деревянный нож на пистолет.

И девочка Лена из другого дачного района. Её раздражают девчонки-ровесницы, которым уже по 13-ть и попки с кулачок, а они играют в куклы.

Мы носимся по лесу как угорелые. Катаемся на тарзанке и качелях в нашем маленьком гнезде.

Ленка утаскивает меня куда-то глубоко в лес. Мы сидим на берегу и выжидаем уток.

Я мечтаю построить хижину у тихой речки и стать индейцем. Речка похожа на ручей.



Иногда я хожу в лес одна. Это совсем не страшно, хотя в лесу водятся медведи.



Я прыгаю по маленьким островкам речки-ручья, цепляюсь за куст у берега. Куст ломается, и я падаю в ледяную воду. Выскакиваю как ошпаренная, цепляясь за все остальные кусты, и хохочу. Тащусь по проселочной дороге в мокрой футболке и клетчатых шортах, сшитых из юбки.



Рано утром идем с Женькой на рыбалку. Роса светится в траве. Со мной два щенка-подростка. Одного зовут Джесси, другого – Жучка. Я совсем не умею рыбачить. Женька вручает мне удочку. У меня получается ловля мальков. Кормлю ими Жучку и Джесси. Возвращаемся.

Треплю собак по спинам, говорю совсем мало.



Однажды я приезжаю, а мои собаки меня не встречают. Их съели местные клошары. Сижу, плачу.



Затем у меня появляется доберман Джина. Иду купать ее на озеро. Джина приводит подружку Люську. Они круглый день неразлучны. Люська - колли.



Потом идет дождь. Женька как всегда возвращается с рыбалки. Ему лет 11-ть, он уже настоящий маленький парень. Выглядит как маленький мальчик, но ведет себя очень круто. А мне уже 13-ть. Я вся в дружбе.

Женька уговаривает не уезжать в город и остаться ночевать. По утрам здесь так тихо и хорошо. А я слишком стеснительная чтобы ходить по гостям.



Мы несемся с Женькой на его японском мопеде по насыпной дороге. На всей скорости резко делаем разворот. Мопед юлит, резко уваливается на бок. Мы падаем.

Больно. Но мы не плачем. Мы ж настоящие гонщики и должны быть готовы ко всему.

В другой день мы едем на мопеде по широкой центральной дороге, и выбежавшая на дорогу чья-то немецкая овчарка цапает меня за задницу. Вот тут я ору как резаная. Собаки, я же вас люблю, а вы вон чего! Собаки!



Иногда Женька с мамой остаются ночевать у нас в городе. Мы с ним полночи швыряем друг в друга большие подушки. Нам хорошо вместе, мы – настоящие друзья.

Никто не думает о том, чтобы целоваться или строить глазки. Мы же товарищи. Я не притворяюсь принцессой безумной банды. Между нами безграничная теплота, самасобойразумеющаяся.

И не только между мной и Женькой. Есть на дачах еще Димка и Мишка.



Сижу в домике. К калитке подходит маленький Мишка с пистолетом и кричит: «Поли-и-и-ночка!»

А потом приходит Женька, бесцеремонно распахивает ворота и принимается звонко дразнить мамину собачку Жулю: «Жуля! Жу-у-уля!»



А я злюсь и кричу: «Женя! Тебе мало того, что вчерась ваша Кнопа совратила нашу Жулю?! Теперь ты хочешь Жулю вконец довести до белого каления? Позор!» И начинаю за ним гоняться.

Ради таких моментов стоит оставлять в закромах воспоминания.



Когда никого не было, я сидела в машине и читала Фенимора Купера. В голове роились тучи историй про охотников. Но я их не записывала. Я просто в них жила.



Проходит время.

Наша дружба тоже проходит. Может, потому что мне уже 15-17 и я взрослая девочка? А ему 13-ть, и голос его только начинает грубеть. Или потому, что он назвал моих подружек дурами с куклами? Или потому, что мы не звали его на вечеринки?



Я все чаще приезжаю на дачу с девчонками-парнями-вечеринками. Все жарят шашлыки, танцуют, пьют водку и вино. Потом спим вповалку - кто где успел прикорнуть. Если у кого-то есть желание перепихнуться, всегда есть место и для этого.

Выхожу рано утром из большого бревенчатого дома. Сажусь на ступеньку, завязываю волосы в хвост и наблюдаю - Женька с удочкой наперевес мелькает за высокой травой в оранжево-белой бейсболке и сапогах-болотниках.



Мы друг от друга за сорок тысяч световых лет. И возвращаться совсем не хочется.

- Чего общего между поездками на поездах и однополым сексом?

- И там, и там слишком много народу смотрит - как и с кем ты спишь.

- А вот и нет! И там, и там никаких задержек.

- Ну, это тебе везло с поездами.

Ролик про контейнеры, спасающие от хлама. Напомнил "Науку сна".



http://media.advertology.ru/2007/06/05/Tide_Waves.wmv

Вчера "Голод" смотрела - где Катрин Денев, Дэвид Боуи и Сьюзан Сарандон.

Они трое, конечно, круты. И, в принципе, все сексуально и страшно.

И вся эта эстетика 80-х чувствуется. Музыкальные фильмы господствуют, а король - Боуи.

И чувствуется мода на истлевших мертвецов.

Ах, мне сейчас как раз очень близки истлевшие мертвецы, они меня веселят. Такие комичные милашки.

Но как-то что-то мне не то.

Не пойму.

То ли бесит одежда начала 80-х, то ли фильм пахнет старыми тряпками.

То ли обои, которые мама с папой клеили на свежей кухне в 83-м, слезли и ободрались.

Я не хочу, чтобы эти трое были такими, какие они сейчас - в 2007-м.

Пусть будут такие, как в 83-м.

Время раздражает.

Почему мы, черт возьми, не можем вернуться в то или иное состояние своего тела?

Почему я не могу взять и снова почувствовать себя 15-летней девственницей?

Или 70-летней старухой, чтоб немного попривыкнуть и понять, хочу ли я старости?

Утопия настигла невпопад.

Я похожа на киномонашку, вырвавшуюся из киномонастыря, в котором показывали только телевизор и заставляли жрать то, что дают.

У меня новые впечатления от старого кинематографа.

Сколько ни смотрю, все никак не могу насытиться. Информационный голод не дает покоя.

Но к делу.

Есть два фильма, которые кажутся мне прекрасными.



"Люди дождя" Фрэнсиса Форда Копполы.

1969 год. Первый фильм Копполы, который заметили - дали приз на фестивале в Сан-Себастьяне. Поругали, но потом похвалили.

История про замужнюю молодую женщину, которой надоело быть замужем. И вот она села в машину и уехала от него. Муж в непонятках, а жена уже подсняла мускулистого парня по имени Киллер.

Парень оказался симпатичным, но глуповатым - играл в футбол, ударился головой, в голову поставили пластину.

Непокорную супругу играет Ширли Найт, а парня-футболиста - Джеймс Каан. Посмотрела на них в старости - лица знакомые, а имена ни о чем не говорят. Может быть, вам скажут.

В общем, "Люди дождя" - фильм достойный руки режиссера Копполы. На мой взгляд, немного старомодный, но это-то и здорово. В некоторых местах я чуть не прослезилась.



"- Люди дождя - это люди, сделанные из дождя. Когда они плачут, они исчезают" (с)



Второй фильм - "Ложное движение" Вима Вендерса - был снят в 1975 году.

Это вторая часть вендерсовской трилогии, в которую входят также "Алиса в городах" и "С течением времени".



Я там в восторге от диалогов и от чувака, который играет главную роль (Рюдигер Фоглер).

У него лицо как у моего одноклассника Кольки - красивое, но не кукольное. Такие лица хочется фотографировать и рисовать.

Еще там играет Ханна Шигулла - эту даму Фассбиндер у себя достаточно часто снимал. Ее лицо меня бесит, простушка какая-то. Чисто субъективное мнение.

Короче говоря, речь в фильме идет о писателе Вильгельме, который полон желания откопать истину в одиночестве. Еще есть актриса, которая когда гладит одежду и повторяет роль, вдруг видит спичечный коробок и думает, какого фига этого коробка нет в ее постановке. Еще она влюблена в Вильгельма.

Во всей этой котовасии также тусуется старик /бывший нацист/ и малолетняя циркачка /Настасья Кински/, которая так и норовит затащить Вильгельма в постель.

А Вильгельму на все плевать - он озабочен писаниной. У него грустные и одновременно пустоватые глаза. При этом он не угрюм.



"- Моя история тоже довольно короткая: "Наконец он решился сказать, что любит ее. Но в тот момент, когда он произносил "я люблю тебя", она непроизвольно взяла со стола зубочистку. С тех пор он всю жизнь ее ненавидел.

- Так он женился на ней?

- Разумеется. Ведь он сказал, что любит ее" (с)



Вот, собственно, и всё, что я хотела вам поведать.

Любимый мультик "Теремок".

Потапыч и все-все-все.