Вдруг в голову усаживаются слова и словосочетания, и не денешь их никуда.
Вчера - «овчарка» и «старая блядь».
Красиво. Овцы, овчарки. И бляди – красиво.
Я слушала песню про овцесобаку, и подумала, что sheepdog – это тебе вовсе не овчарка.
А «старая блядь»? Сколько страданий, грусти.
Душевная старая блядь перевернулась на другой бок и заплакала.
Разве «олд хор» можно прочувствовать так же?
Нельзя.
Вот вы думаете, я рисуюсь.
А я пишусь.
Не рвусь я совсем за границу. Что мне там? Как мне там разговаривать?
Выискивать русский язык?
Все чаще думать «олд хор» и «шиип-дог» и все реже привычно рисовать в голове.
I can’t explain what I feel inside.
И все дела.
В детстве я хотела в Калифорнию.
Жила бы в Сан-Франциско, и звали бы меня Сильвия Уайт.
Пышка-малышка Силли поступила в колледж и вышла замуж за розовощекого Алена.
А потом передумала.
Люблю сраную недобрую Москву.
И сырой Питер. Говорят, я похожа на жительницу Петербурга.
Но я всего лишь любительница.
И каменно-березовую ненужную Камчатку. Люблю.
Наклонив голову, искривив шею, из глубины комнаты я могу видеть Луну в окне.
Иногда я путаю Луну с электрической лампочкой, которая отражается в стекле.
Вот вы скажете – как можно лампочку с Луной спутать.
А можно. Однажды просыпаешься и понимаешь: думал, Луну видел, а видел лампочку. И даже не саму, а отражение.
Обидно бывает.
Но ЛУны есть - это точно. Просто Лун мало, а лампочек много.
Люблю, все-таки, старых блядей с овчарками на истертых поводках.
Хочется за ними следить.
Будучи в неведении, они куда-то приведут. Если овчарки не искусают.