Сначала про Москву.
Совершенно нечаянно я заблудилась в районе Крылатского. Ненароком. В сумерках шла по полям, долам и лесам.
В Москве есть таки-и-ие холмы. Или как их там звать? И не было видно ни конца, ни края этой белой пустыне. И белым колючкам с небес тоже не было предела.
Добравшись до цивилизации, шлялась, шлялась посреди автострад в бесплодных поисках остановки, пока на голове моей не выросла гора снега, а голос мой не прорезался вовне, взывая к очкастым интеллигентам в непромокаемых штанах.
На почве скитаний по московским горам, проворно проникла в дом и употребила внутрь большую тарелку овсянки. А теперь намечаю выпить чаю и содрать шкуру с непослушного апельсина.
Жизнь чудесна.
***
Но полно о Москве. Расскажу лучше про Петербург. Ездила минувшим уик-эндом. И ненабылась.
***
В трамваях Питера попадались исключительно разговорчивые билетерши. Одна, выдавая сдачу, выкладывала на мою ладонь по монетке да приговаривала: «Раз рубчик! Два рубчик!» Вы не поверите, но я даже улыбнулась этой низкорослой тетке в оранжевой жилетке. Очаровашка. Не ожидала такой душевности. Думала, опять ворч начнется, как обычно это бывает у контролерш-билетерш.
Я проходила по белому полю Дворцовой площади и дудела-свистела в горлышко бутылки из-под «швепса». Шастала пьяная по Невскому с бутылкой коньяка и пила из горла.
И не стыжусь. Петербург – это такое место, где все действия гармоничны, где жизнь – искусство. Его покидаешь с легкой тоской. Но так надо. Бесконечная жизнь в искусстве чревата ранней смертью от самовозгорания души. Нужно навещать. Если останешься, сойдешь с ума от этого арта и трэша и черт знает чего еще. И умрешь где-то через месяц, потому что сердце устанет биться так сильно каждый день.
В Петербурге, наверное, хорошо умирать. Сам он – и смерть, и жизнь, и зло, и добро, и знобит, и греет, и любит, и привлекательно равнодушен. Он оставляет в себе кусочки душ умерших и забирает кусочки душ живых. Он и женственный, и мужественный, но никогда не жесткий, не грубый. Он не рубит, а скрывается в мерцании своих переулков, когда ему совсем невмоготу.
Очень мой, как глоток воды. Здесь, в столице, сложнее ходить по улицам в одиночку, чаще нужно «прийти», добраться до цели. В Питере можно быть одной, медленно и молча ходить, смотреть, ехать в трамвае неизвестно куда (любимое дело - ехать просто так). Если тепло, можно не греться.
Одинокая ходьба на чужбине заметно гнетет, в Питере она идеальна и добра. Хочешь исчезнуть? Исчезай, растворись в первой попавшейся арке и стань сырым воздухом.
Петербург – мрачный европейский город с прекрасными жителями-европейцами, при этом весь облеченный в загадочную русскую душу. И равнодушно к нему нельзя, не получается. Он или чертовски привлекателен, или неприятен до мозга костей.